Я в молодости был ходок,
Все, что шевелится и греет
Хотел, но главное, что мог
Любить, до одури зверея.
На внешность было наплевать,
На возраст, в общем, было тоже.
Такие были, твою мать,
Не дай господь, приснится рожа.
Все было как-то нипочем:
Пусть юная, пусть старовата,
Пусть даже рожа кирпичом,
Пускай фигура в три обхвата.
Есть муж иль нет, зачем мне знать,
Мне не рожать, раз-два и в койку.
Жену министра раздевать
Или вдову-посудомойку
Мне все равно. Но вышел срок,
Я отгулял свои денечки,
Пока есть сил еще чуток –
Пора на этом ставить точку.
Теперь – красавица жена,
Я стал приличным семьянином,
Мой дом, как крепость, как стена –
Два этажа и с мезонином.
А глаз, нет-нет, да упадет
На ту, которая навстречу,
И только чуточку пройдет,
Второе «Я» заводит речи.
В ответ «Я» первое: «Заткнись!
Она, ты видишь, старовата,
А та, пойди да удавись,
Сутулая, почти горбата!
Вот эта, вроде, так себе,
Но как бы с ней чего не вышло,
В той бородавка на губе,
Вон, видишь, ноги коромыслом».
И все не то, и все не так,
Да и внизу давно спокойно,
Второе «Я» ворчит не в такт
И замолкает недовольно.
Лишь проворчит в ответ: «Ну-ну…»
Но, помня молодость шальную,
Время от времени жену
Свою я сам к себе ревную.