Светлане Барихновской, "подвигнувшей" меня на публикацию рассказа здесь, у нас, на Стихире.
Отец мой, Трофим Семёнович, беженец, с голодающей Украины, служил в кавалерии и, как я писал выше, очень любил лошадей. За столом, в нашей барачной комнатушке, звучали украинские песни чудесные! А, в войну отец был шофёром. Благодаря этому обстоятельству мы, эвакуированные, не «попали под немцев» с матерью. Мы с ней были в эвакуации,в районе Тарусы, когда отец заехал к нам, буквально, на минуту и сказал, что нужно уходить. (Он тогда служил при ставке Главного командования).
Я уже рассказывал как-то – мать бежала со мной на следующий день, завёрнутым в два одеяла, по замёрзшей реке, а фашистские самолёты в это время нас бомбили. И, ведь, прекрасно видели, гады проклятые, что это мирное население спасается! Думается, ни один русский лётчик не поступил бы так! Одна из бомб разорвалась недалеко от нас. Осколок пробил моё толстое одеяло и остановился у тонкого, тканевого одеяльца. Слава Богу, он был на излёте! Этот осколочек хранился у нас в семье после войны, а потом куда-то пропал. Жаль!
Отец прошёл все страны, позже называвшиеся «демократическими»: Болгарию, Румынию, Чехию и Словакию, Венгрию. В Болгарии у него обострилась язва желудка и болгарский врач (болгар отец так и называл - «братушки»!)- посоветовал ему достать чистый спирт и принимать «натощак», чтобы прижечь язву. Военную часть отца вскоре перебросили в Венгрию, где шли бои за озеро Балатон. Здесь произошла, вот, такая история. Отец и несколько его друзей защитили одну венгерскую семью от разграбления нашими солдатами (из другой части).
Подробности отец не рассказывал, но факт, что благодарный венгр позвал на следующий день всю компанию своих защитников в гости. Он, к тому же знал немного по-русски, так как когда-то был в русском плену (в первую мировую, и в годы революции). Выпили, сказали добрые слова… И тут хозяин спросил моего отца, почему он не ест? Ему объяснили, что у отца больной желудок. И кто-то сказал, что хорошо бы достать спирт. Хозяин (кажется, его звали Янош, но я точно не помню) задумался, а потом сказал отцу.
- У меня есть брат, и у него есть «спиритус». Но он живёт на той стороне Балатона. Не знаю, есть ли сейчас там немецкие войска(?) Если ты хочешь, поедем завтра к нему на твоей машине. Отец в тот же день поговорил с начальством. Ему ответили, что может ехать, немцев, вроде отогнали дальше, хотя полной уверенности в этом нет.
Наутро венгр и отец отправились. Всё обошлось почти полностью благополучно. Один раз их атаковал немецкий самолёт, но отец имел уже большой опыт - знал, в какой момент надо снизить скорость, когда поддать газу... Обошлось! Брат венгра вынес из подвала бочку и налил им целую автомобильную канистру спирта. Эту канистру хитрый мой отец вывалял в луже и бросил в кузов, будто она пустая. А предварительно наполнил из неё солдатский котелок. Знал – приедет – ребята пристанут: налей немного! Так и случилось! Короче, (как говорит теперь молодёжь), отец пришёл с войны, вылечив язву венгерским спиртом. А конец войны он встретил в Будапеште.
О самом факте – что войне «капут» - ему сказал венгр, когда они вместе перетаскивали венгерского калеку, человека без рук и без ног в его жилище (у нас таких людей, с горьким юмором, называли – "самовар").
Где-то в августе 1945 года мы с мамой были в большом магазине, где получали "американскую помощь", вот, туда кто-то прибежал из соседей, и сказал, что приехал отец. Мать охнула, и мы поспешили! Встретили отца, идущего нам навстречу, около "Канавы" так мы её называли, бывшей речки, залитой нефтяными и бензиновыми отходами с близлежашего заводика. Около наших бараков, носивших гордое название:"Бараки имени Красина"(!), отец обнял мать и взял меня на руки – обросший, колючий, такой чужой и, вместе с тем, родной! Представьте, что он испытывал в этом момент! Кроме рюкзака, у него ничего не было. А в рюкзаке были скромные подарки – я получил венгерскую флейту, мать красивый платок. (Наш сосед, воевавший в одной части с отцом, пригнал целую машину с трофеями, но отец был такой человек – никогда не мог взять ничего, что он не заработал).
Когда мы ездили в деревню нашу калужскую, Родину матери - Дерминку (слово это, кстати, по древне-венгерски означает: "Наше место", "Наше село"), отец всегда возился с лошадьми, и они его так любили! Он был скромный и, обычно сдержанный на слова. Но когда собиралась за столом наша русско-украинская родня, он часто рассказывал фронтовые истории. Не было тогда магнитофонов, и я, увы, уже забыл его рассказы.Только до сих пор слышится в душе:
"Гей, по-пид горою,
Долом-долинОю, казаки йдут..." (Это "Песня о Сагайдачном")
А заключение этих моих воспоминаний - такое: – я стал специалистом по истории и языку Венгрии,год прожил в Будапеште, а мой сын стал флейтистом. Вот, такие переклички истории и судеб людских!
И стоит перед моим компьютером фотография, на которой отец сидит со своими военными друзьями. А на оборотной стороне снимка надпись, его рукой."Озеро Балатон (Будапешт). 20 июля 1945 года. На память жене и сыну! Трофим Семёнович".
---------------------
На фотографии, мой отец сидит, слева (с орденом Красной звезды"). Справа, стоит, "дядя Ваня" Горбачёв, остальных уже не помню, жаль! Ваш, друзья, Анатолий Л.!