При копировании рисунка – просьба
сохранять целостность изображения.
– I –
В одном обычном государстве,
где жизнь размеренно-тиха,
жил-был и здравствовал на царстве, –
порой и сам не без греха, –
один король с женой своею:
она с ним ладила, он – с нею.
И рос у них наследник-сын:
свет их очей и господин.
Но оглянуться не успели, –
как «шаловливое дитя»
уж мчит пришпоривши коня;
уж зазывает менестрелей;
и, вдумчиво нахмуря бровь,
стишок слагает про любовь…
– II –
И вот однажды днём весенним,
когда расцвёл сиренью май, –
на светлый праздник дня рожденья
гостей – встречать лишь поспевай!
Блестят гербовые кареты,
слепят златые эполеты,
блистают платья светских дам…
Гостей король встречает сам.
Он всех радушно принимает
и в зал на пиршество ведёт,
где каждый гость всегда найдёт
всё, что душа ни пожелает;
где скрипке вторит контрабас,
и молодёжь танцует вальс…
– III –
…Наш именинник веселился:
легко и ладно танцевал,
шутил, смеялся, весь искрился
и вдохновенно стих читал.
Смущаясь, девушки вздыхали
и томно взоры опускали;
и, отражаясь в зеркалах,
горел румянец на щеках…
И было много миловидных
среди молоденьких девиц;
на всякий вкус фигур и лиц:
невест богатых и завидных.
Он рассмотрел их всех уже, –
но… ни одна не по душе!
– IV –
…Да. Всё когда-нибудь проходит:
и вот уже отведан торт;
и гость, откланявшись, уходит,
с визитом в дом к себе зовёт;
всему в любви признавшись свету,
садится в ждущую карету
и отъезжает, наконец,
покинув праздник и дворец.
…Зал опустел. Погасли свечи…
И королевич наш взгрустнул;
...вновь опечаленно вздохнул:
он… чуда ждал, волшебной встречи!
Но… не случилось ни-че-го…
Лишь месяц смотрится в окно.
– V –
…В истоме грусти непонятной,
идя… как будто бы на зов:
какой-то нежный и невнятный, –
он брёл средь розовых кустов
и уходил всё дальше, дальше
вглубь сада… Месяц – выше, ярче.
Звездой мерцает небосвод;
сирень-красавица цветёт.
И ночь тепла, тиха, как летом!
И только редкий ветерок
вдруг тронет ласково висок, –
и улетит гулять по свету;
да трель выводит соловей…
А королевич – всё грустней.
– VI –
Грустя, он вышел на полянку,
где ландыш стебель свой клонит
над бледно-синею фиалкой
и словно что-то говорит…
Вся ночь – небес любовью дышит!
Вдруг… королевич голос слышит:
его… как будто бы… зовут!
Он огляделся: кто же тут?
Нет никого!.. Наверно, ветер
обрывки чьих-то слов донёс
и, скрывшись в зелени берёз,
затих в ветвях, стал незаметен.
Но… снова! нежный голосок
зовёт его у самых ног!
– VII –
И королевич наклонился,
вглядевшись под ноги в траву…
Глазам не веря, изумился:
лесная Фея!.. Ну и ну!..
Она была лишь с ландыш ростом.
Глаза сияли, словно звёзды.
На плечи локон ниспадал.
В короне камешек сверкал...
И так была она чудесна,
проста, мила и хороша,
что королевич – не дыша! –
смотрел: ах, как она прелестна!..
И взгляд не сводит он с неё:
так вот кто нежно звал его!
– VIII –
И Фея, видя удивленье,
сказала, что приглашена
была к нему на день рожденья,
но, – к сожаленью, – так мала,
что не могла на бал явиться,
чтоб танцевать и веселиться,
и с днём рожденья поздравлять;
что поздравление принять
она сейчас от сердца просит:
любви желает и добра,
и пусть хранит его судьба
и только счастье преподносит;
чтоб королевич не грустил,
всегда здоров и весел был.
– IX –
И королевич поклонился,
знак благодарности творя
за свет, что в сердце т а к струился,
теплом и радостью даря, –
но.., распрямившись, он увидел,
что Феи… нет!.. Ужель обидел?!.
Ужель молчание она
за равнодушье приняла?
Иль это всё ему приснилось? –
и Феи не было в траве?
И всё придумал он себе,
и поздравленье только мнилось?
Он снова под ноги глядит:
и… лишь травиночка дрожит…
– X –
Но с е р д ц е помнит голос сладкий!..
И вдруг увидел он: в траве
белеет что-то: «…Ах! Перчатка!..
Нет, не приснилось это мне!..
Нет, это не было виденьем!
Я в л я л а с ь Ф е я! Без сомненья!..»
И королевич стал искать
среди травинок Фею, звать!..
Но он всю ночь прождал напрасно,
что вдруг появится она…
И вот последняя звезда
на небосклоне уж погасла.
Луч солнца красит небосвод, –
и птицей день уже поёт…
– XI –
Домой вернувшись, он сказался
больным. И в комнате своей
перчаткой милой утешался:
ах, ночь пришла бы поскорей!
И день уж был ему повинен
в том, что неспешен был и длинен.
…О, как перчаточка тонка!
Какой же быть должна рука? –
лишь на мизинец и наделась!
Как повезло её найти!..
Перчатку спрятав на груди,
ему уж в сад бежать хотелось!
Да только рано: солнца луч
ещё златится между туч…
– XII –
Вот, наконец, и ночь настала.
Вот в небе месяц засиял,
звезда алмазом засверкала, –
и королевич уж стоял
и ждал опять на месте прежнем,
доверившись одной надежде,
что Фея явится опять.
И стал он громко Фею звать.
Но… никого! И очень тихо:
лишь месяц смотрится в ручей,
да от серебряных лучей
листом сребрится облепиха,
да ветер ландышем пахнул…
И королевич наш вздохнул.
– XIII –
Вздохнув, перчаточку он вынул,
присел на низенький пенёк…
Но вдруг… трава неуловимо
едва качнулась возле ног:
пред ним опять лесная Фея!
Ах, к а к он рад! Он… дышит ею!
И вновь любуется красой,
вновь видит локон золотой.
И вновь глаза её лучатся,
корона камешком блестит,
и сердце с сердцем говорит…
Ах, никогда б не расставаться!
Но уж бледнеет небосвод…
Вот-вот – и солнышко взойдёт.
– XIV –
Прощаясь с милой доброй Феей,
наш королевич вновь вздохнул
и, о любви сказать не смея,
он лишь перчатку протянул.
Да так неловко и поспешно,
что… уронил её, конечно, –
чем очень Фею рассмешил:
«Ах, королевич! Как ты мил!..»
Она перчатку надевает, –
и… что такое?.. Чудеса!
Перчатка стала ей… мала
и руку Феи не вмещает!
Но… как всё это объяснить?
Она… растёт?!. Не может быть!..
– XV –
Они встречались каждый вечер.
Уже не месяц, а луна
светила им при каждой встрече.
И Фея всё росла, росла…
И вот настало полнолунье.
Луна, как добрая колдунья,
сад забросала серебром…
И было так светло, как днём!
И королевич вдруг увидел,
что Фея выросла совсем!
Не отличалась уж ничем:
большою стала! Как все люди.
Несказанно! он счастлив был, –
и с каждым днём сильней любил.
– XVI –
И вот опять спустился вечер.
И только лишь взошла луна, –
а королевич ждёт уж встречи
с любимой Феей… Где ж она?..
Но вот она спешит навстречу:
спадают локоны на плечи,
и светел взгляд, шаги легки, –
и он… касается руки
и говорит: «Как я заждался!..
Нет, Фея, жизни без тебя!
И так сильна любовь моя,
что час – мне вечностью казался!
Не уходи. Живи со мной.
Будь мне любимой и женой!»
– XVII –
И Фея… улыбнулась кротко:
«Ах, королевич милый мой!
Женою стать твоей?.. – Охотно.
Согласна жизнь прожить с тобой.
Но… т ы ль потом не пожалеешь?
Вдруг через месяц охладеешь, –
я стану в тягость… Что тогда?» –
«Нет, Фея! Что ты!?. Никогда!
Лишь ты одна – моё дыханье!
В тебе одной вся жизнь моя!
Кого ж любить, как не тебя!
День без тебя – одно страданье!..» –
ей королевич отвечал. –
«Так помни всё, что мне сказал…»
– XVIII –
…Король был очень недоволен,
и матушка – ему под стать.
«Ты – мой наследник! И – не волен! –
без нас невесту выбирать!
Нам не известно: кто такая?
...Тебе нужна совсем другая:
и рода знатного она,
да и собою недурна…»
Но королевич т а к ответил:
«Иль своего от вас добьюсь –
иль вовсе в жизни не женюсь!
Она – одна на целом свете!..»
И... ч т о тут скажешь?!. Как тут быть?
Пришлось смириться и простить.
– XIX –
Сыграли свадьбу. Были гости,
кричали «Горько!..» молодым;
произносились речи, тосты,
и счастья все желали им.
Он мужем стал, она – женою.
И дни помчались чередою.
И мир делился на двоих, –
и не было счастливей их!..
Всем Фея очень полюбилась
за скромность и за простоту,
за искренность и доброту,
которой каждый день светилась,
душою став всего дворца!..
Казалось, счастью нет конца.
– XX –
Но вот однажды днём промозглым
без приглашенья короля
сосед-король заехал в гости.
И... загостился на три дня.
Хозяин был весьма радушен:
в объятьях гость почти задушен
и расцелован: «Хлеб да соль!
Гости, соседушка! Изволь!..»
А тот король приехал с дочкой.
Она красавицей была.
И, хоть капризною слыла,
в гостях была так непорочна
и безупречна, и мила,
что всем понравилась она.
– XXI –
И в честь гостей пред их отъездом
был королём устроен бал.
Дворец был пышен повсеместно,
парчой и золотом блистал.
Живым огнём горели свечи;
мелькали букли, руки, плечи, –
и светской речи карамель
звучала под виолончель…
Средь пёстрого веселья бала,
который длился вот уж час, –
вся бриллиантами искрясь,
дочь короля всех затмевала;
собой любуясь в зеркалах,
с кокетством выдыхала: «Ах!..»
– XXII –
И королевич так увлёкся,
что всё на свете позабыл;
лишь с ней танцует, с ней смеётся,
ей – всё: и взгляд его и пыл!
Весь вечер ей лишь угождает,
ей нежно руку пожимает,
и ни на шаг не отойдёт,
и сам напитки подаёт.
И все любуются Тамарой,
и меж собою говорят:
«Красавица!.. Какой наряд!
Как хороша!.. Вот это – пара!»
…А Фея, как всегда, скромна,
и, как ни глянешь – всё одна…
– XXIII –
…Закончен бал, – и гасят свечи…
Уехал и король-сосед.
Взошла луна. И летний вечер
бросает тени на паркет...
А королевич стал задумчив;
и всё молчит, и как-то скучен;
с женой рассеян: глух и нем,
как будто нет её совсем.
…Он, как всегда, шёл с Феей рядом
тропинкой средь отцветших роз,
средь яблонь.., и среди берёз, –
но в мыслях… шёл с другой! по саду.
Ему хотелось помечтать…
А Фея… стала… отставать.
– XXIV –
Ах!.. С Феей что-то происходит:
и платье ей уж велико,
и ножки стали меньше, вроде, –
и ей идти уж нелегко.
Уже с землёй сровнялось платье,
уже рукав глотнул запястье!..
Но видит только лишь луна,
как уменьшается она...
...Вот и знакомая поляна.
Но ландыши уж отцвели, –
и прошлое уже вдали,
а настоящее – лишь… рана!
Не залечить её ничем…
И Феи – нет уже. Совсем.
– XXV –
И налетел порывом ветер!
Померкла, спряталась луна.
Хлестались ветви, словно плети, –
и где-то… лопнула… струна.
…Он снова вскорости женился.
На свадьбе пел и веселился, –
через неделю ж – стал не рад:
жизнь превратилась в сущий ад!
Супруга после свадьбы сразу
характер выказала свой:
крикливый, взбалмошный и злой:
в него летели туфли, вазы
да истеричное «дурак!..»
И что ни сделай – всё не так!
– XXVI –
И лишь теперь он с грустью понял,
что счастье было – да ушло.
Лежало – золотом! – в ладони,
а он… сам! выбросил его.
Нет рядом милой доброй Феи!
Нет той, что взглянет – и согреет!
Где разыскать любимой след?
И плачет сердце словом «нет!..»
…Лишь только месяц засветился,
а королевич уж в саду!
И повторяет, как в бреду:
«Прости, Любовь, что – отступился!
Прости, любимая: вернись!
Где ты?.. О, сжалься: отзовись!..»
– XXVII –
Но нет на зов его ответа.
Лишь с ветром шепчется трава
о том, что кончилось уж лето…
Да кружит жёлтая листва…
И потянулись дни… недели…
Да так и годы пролетели.
Ушла и молодость, как дым.
Стал королевич уж седым.
Но лишь родится месяц новый, –
вновь королевич в сад идёт:
пусть снег, пусть дождь – он Фею ждёт
и по сей день!.. Опять и снова
сквозь слёзы глядя в неба высь,
твердит: «Любимая! Вернись!..»
20-23.04.2004