Ты будешь жить в хавире новой, а не в задрипанном шале,
Всегда и свежей, и кондовой и никогда навеселе.
Умна, красива, знаменита, манеры тонки и милы,
К тебе окрестная элита съезжаться будет на балы.
Ты будешь ездить на Майами, как на причастье в монастырь,
Тебя завалит жемчугами твой "шер ами" - изрядный хмырь.
А я, довольствуясь немногим в судьбе от лени и тоски,
Всё буду в собственной берлоге царапать пошлые стишки.
Поэта дар громя и руша, жизнь превратив в сплошной гудок,
Своё здоровье, словно грушу, я обтрясу за малый срок.
Не говоря уж о посуде - я завалю ей все углы,
И мне соратниками будут всё чаще разные козлы.
Но, вот однажды ты, катаясь в своём малиновом ландо,
Заметишь вдруг кусочек Рая - тенистый берег над водой.
И поразившись этим чудом, на берег выйдешь ты одна
И, надо ж, я там тоже буду гулять, проснувшись с бодуна.
И я скажу: "Мадам, простите мне мой вопрос в столь ранний час.
Не с вас ли профиль Нефертити писал художник..? Точно! С вас!"
Ах, комплименты, комплименты... И вот мы в лодке, на волне,
И вот читаю я сонеты, уже забыв о бодуне.
А ты, волной любуясь пенной, решишь вдруг с милой простотой,
Что в это утро непременно твой "шер ами" уйдёт в отстой,
А мне же завтра, после кофе, проэсэмэсишь "да" в ответ
И, даже Нефертити профиль подаришь мне, как свой портрет.
И вот на званной вечеринке, ворвавшись в танца тесный круг,
Под завывание пластинки, ты известишь своих подруг,
Что мол не в камне, не в бетоне, в хибаре типа "натюрель"
Живёт твой искренний поклонник и персональный менестрель.
А я, согрет твоей любовью, начну творить и брошу пить.
Такая может быть лавстори... А что? Ведь очень может быть.