Я летел сквозь пространство.
Так страшно и весело мне было скользить над окутанной сумраком Землей.
Боги мои, как же просто оторваться от тверди.
Достаточно лишь посильнее оттолкнуться ногами, и вытянувшись струной, взлететь , вольно и свободно в другие, неведомые людям, пространства.
Там на за черным осколком ночи ждал странную птицу кто-то грозный, огромный ,как гора.
И молнии выпадая из сиреневого сумрака, выcвечивали из темноты, звучащее холодным, прозрачным светом имя – «Одэн».
И вдруг я проснулся.
И в краткую секунду пробуждения вдруг осознал, что полет мой - реальность, и я лечу, соколом парю над койкой, уютно ткнувшись лицом в ладони.
В следующую секунду тяготение схватило меня жесткой лапой, и потянуло вниз.
«Идиот! Надо же махать руками, а то сейчас в рундук врежусь!»- пришла в голову здравая, холодная от испуга мысль, и я попытался выправить положение, неуклюже выпростал руки, но все же не успел, и жестко вломившись головой в рундук, ссыпался на палубу.
«Чудно!»- подумал я мотая гудящей головой-«Не проснись вовремя- так и за борт мог бы умотать. Чего там - по по коридору, на шкафут, и кто бы знал, что я по дурости упорхнул. С такими способностями надо в смирительной рубашке спать.
Что это было?»
В иллюминаторе клубился какой-то белесый, рваный, стылый туман.
Судно исходило нервной, необычной дрожью, и я понял вдруг, что что мы работаем «полный назад».
И я , на всех рысях, какой-то, даже можно сказать, аристократической иноходью, рванул на мостик.
Командир был уже там. Стоял в позе «Зю», уткнув лысину в УКВ-станцию и очень внимательно слушал ангельское бульканье на 16 канале. В смысле, английскую речь. Нервно при этом почесывая голые волосатые, коленки. Потому что из всей одежды на нем были только черные «семейные» трусы.
И вот тут я , с ужасом заметил ,что и я сам прискакал на мостик, можно сказать «охлюпкой»в точно таких же трусах,босой и расхлюстанный.Дурной сон продолжал лепить вокруг меня свою фантасмагорию.
И командир подтвердил это, бросив маявшемуся у телеграфа второму помошнику:-«Он сказал,что его зовут – Одэн.»
«Мне он тоже сказал- я был потрясен. -Сам верховный Бог древних скандинавов!».
Командир оглядел меня туманным взором и молча сунул мне в руку трубку радиостанции.
-На, поговори с ним.- Как то обыденно попросил он.
Я ,как правило с утра, имею привычку болтать с Богами.
И тут я тоже не подкачал.
Бред рассеялся.
Слева по борту, из тумана высунулась огромная туша сухогруза, с какой то странной нашлепкой по миделю.
-А что это у него за башня по борту?- спросил я.
-А это, старик, наш бак вместе с якорем,- как-то грустно ответил капитан.- Он, сука, нам обрезание сделал. Без наркоза.-
-Боцман!...-вдруг, дурным голосом возопил второй штурман- Он же в форпике был, фуфайки перекладывал.
-Амбец тем фуфайкам- донеслось с правого крыла.
Мы все обернулись, и ужас запечатал нам уста.
Белый призрак колыхался в волглой паутине тумана, помывал безнадежно руками, словно манил куда-то, поблескивая железным зубом.
-Юра, это ты? –осипшим голосом спросил Мастер.
-…!- резонно ответил Юра.
-А почему белый?-
-Да я, …! из форпика …мать! В прачечную зашел. А тут как …ло! Ну думаю- ни…себе на мосту чудачат. Где они такую неу…ю льдину отыскали. Что они о себе возомнили…. «Титаник»…мать! И тут опять как …! И меня мешками со стиральным порошком и …завалило.- доходчиво объяснил боцман.-Что это было-то?
-Сухогруз английский. «Одэном» кличут.- опять вздохнул капитан
-Англичане- козлы!- подытожил разговор второй штурман.
До вечера, мы с «Одэном» кружили в каком-то грустном, медленном вальсе.
Писали бумаги.
Слали радиограммы на четыре стороны света, а на моей вечерней вахте развернулись каждый в свою сторону и разошлись навсегда.
Он пошел на Финляндию, а мы получили указание двигаться в Калининград.
И пошли мы , средним ходом, шарахаясь от высыпавших в море Датских рыбачков, жалея о прерванном рейсе, об уплывших в сторону Борнхольма фуфайках, о прочих глупостях, и не подозревал я, что жестокий Бог викингов, не бак нам снес, а стальным форштевнем разорвал всю мою жизнь на до, и после.
Не знал, что надежды, семья, любовь, молодость моя остались там у Датского острова, и уплывали, исчезали за бусыми прядями тумана, как те фуфайки.
Навсегда.
Другая жизнь начиналась отныне и шустро понеслась с горы к неведомой, и я надеюсь, пока еще далекой, пристани- «Ахерон».