Городской, приехавший в деревню,
Я тогда про святки еле знал,
Но дружок мой про обычай древний
И про праздник русский рассказал:
"Святки – это времечко такое,
Начинается оно на Рождество…
Так идут, весельем беспокоя,
Ворожба – гаданье – колдовство…
Две недели праздник – до Крещенья,
Я не знаю времени милей:
Коляда, гулянья, угощенья,
Игрища для взрослых и детей…
Приходи, - сказал он, - если хочешь,
Нынче затемно в Федорину избу.
Там все девки будут, между прочим," -
Он добавил, тронувши губу…
От чего, не понял я, запело,
Только синий вечер почернел,
Нежное мальчишеское тело,
Когда я к ФедУре полетел.
Помню я, слыла Федора дурой,
Да такой, наверно, и была,
Потому Федору ту Федурой
Вся деревня за глаза звала.
Старый дом Федорин на отшибе,
У реки, на выселках стоял –
Редкостный умелец за спасибо
Памятник из сосен изваял.
Красоту такую славить должно.
Так прославь же тот топор, стило!
Та изба в родном моем Поволжье,
То зовут Милютино село…
Отступление
Мне памяти излучины
Быльём не замело...
Милютино, Милютино,
ПорЕцкое село!
Я помню время сильное,
Надежду на восход- -
Стране спрямляет линию
Пятьдесят пятый год.
Уже тогда тревожные
В колхозах шли дела,
И меры неотложные
Искались для села.
Лихой пример Давыдова*
Вдруг вдохновил ЦК.
Казалось, мера выдана
Была наверняка.
Чтоб стал наш край зажиточней,
По манию верхов
Отряд тридцатитысячный
Призвали из цехов.
Но язвы застарелые
Не им дано лечить,
И мы сквозь годы зрелые
Не их должны винить…
Был прислан председателем
В Милютино отец,
Приехал с ним мечтательный
Сынишка-сорванец…
Мы жили в ветхом домике,
Где дух печной витал,
Здесь пушкинские томики
При лампе я читал.
По стенам необклеенным
Развешаны вожди –
По Сталину и Ленину
Подтеками дожди…
Здесь молоко топленое,
Пшеничные блины,
Задорные, ядреные
Частушки старины.
Здесь удалая вольница,
Потеха пацанам,
И есть такие школьницы –
Куда, москвички, вам!….
Вопреки святому слабоумью
Роль приметную Федурушка вела,
Обмывала каждого, кто умер,
И попа из Креслина звала.
Приводила чопорных монашек –
Над усопшим псалмы почитать,
И вопила истово и страшно,
И умела жутко причитать.
Эта полоумная особа
Создала неписанный закон –
Кто несет сегодня крышку гроба,
И каков порядок похорон –
Всё вершилось по ее приказу:
Срок поминок, место жён, отцов –
Искаженным благостной проказой
Помню скорбно-глупое лицо.
За её приватные услуги
Воздавали нескупую мзду, --
Было б грех христосовой подруге
Не молить за личную звезду.
Но не только кладбищ приживалкой
Эта баба хитрая была.
Обладая хваткой и смекалкой,
Денежки кругом она брала:
Продавала крестики и свечи;
Брагу, перегон и самогон –
Мужиков к Федуре каждый вечер
Заходил едва ль не батальон!
И была незаурядный «лекарь» --
Бабам заговаривала «сглаз»…
Немощная, бедная, калека! –
В сельсовете каялась не раз…
* председатель колхоза, двадцатипятитысячник, герой романа М.Шолохова "Поднятая целина"