...И за самою последнею чертой,
где навеки замолчу и заночую,
все равно я и услышу и почую
звон колосьев, жар колосьев золотой.
И не будет жизнь моя прожитой всуе,
у бесплодно-буйной спешки под пятой,
если сердце, словно колос налитой,
редким словом ляжет в житницу земную.
Пусть его размелют века жернова,
но пускай моя седая голова
увенчается когда-либо не лавром,
а венком ржаным. И грянут надо мной
не прощальные печальные литавры —
жар колосьев, звон колосьев золотой.