Мистралем выдоха ее
мой вдох становится. И завтра,
как песни гибкое копье,
летит в зрачок из кинокадра.
Подобна шоку синевы
ее заутренняя нежность,
и в повороте головы
царит июня безмятежность.
Пить солнце спелое волос
ее неспетых сновидений
я набирался сил и рос,
учась молчанию растений.
От лебединого пера
до раскаленной жидкой стали
ее метели и жара
меня вели и обожали.
И зернами зарыв талант,
и винных лоз целуя гений,
ее вдыхал, как воздух Анд,
ее искал в прибрежной пене.
Сводя философов с ума,
срывая крыши древних храмов,
всю ночь хохочет ее тьма.
И свет ее врачует раны.