Ну, что ж ты, милая, хандрою увлеклась,
Не манит в сон тебя безликость буден.
В ту пору ль мне о греках петь клялась,
Где был я слеп, чуть глух и безрассуден.
Весне помин. Коты сбежали с крыш,
Проходит год, еще один, - затишье,
И от того, наверное, молчишь
И пустотой горчат четверостишья.
Ты в вере чистой, искренней ждала,
Что Понт проснется как в былые годы.
Зачем бездонное им сердце отдала -
Померкла в них врожденная свобода.
Твою ль божбу не слышали они,
Твоим ли правдам не давали ходу…
Зачем, заветная, в себе хранишь огни
Ромейских звезд и византийских сводов.
Зачем ты, вечная, рыдаешь у окна,
Ведь я с тобой, я был твоим и буду!
Который век печаль в тебе одна,
Не знала ты, что грек свой дом забудет.
Не ты ль была синопским фонарем,
Что Диоген в руках своих неволил…
Не ты ль смогла прикинуться конем
Под Митридата нерушимой волей.
И честь бессмертная мне слышать твой напев,
И лиру горькую, терзающую душу.
Я лишь в твоей мольбе смиряю гнев
И преданность твоим очам не рушу.
И нет вины, родная, на тебе.
Ну, что им крик - толпа глухонемая -
Как кляча старая в затрепанной узде
Идет на гибель и о том не знает.
Пусть я один пройду тот тяжкий путь,
Что предначертан на моей судьбине.
Как больно соль мне проедает грудь
Понтийских слез рожденных на чужбине.
Ула фа перане!* я верю! я дождусь!
Мне божий храм взывающей надеждой
Расплавил злую безнадежность уст,
И душу снова сделал к свету нежной.
Остались силы в горцах и творцах,
Художниках, поэтах и военных.
Терновый шип османского венца
Им не дает тонуть в суЕтах бренных.
О, Бог мой, мир, который я любил
С приходом лет - все больше тьма нагая.
Тебя прошу, что б след моих чернил
Мосты не сжег к святым воротам Рая.
И сладок час, тот самый жаркий миг
Когда блестят глаза у музы неба.
Тебе! Тебе! Услышь же этот крик,
Без чар твоих я счастлив в жизни не был!
Ула фа перане - все пройдет.
К сожалению, греческий язык не распознается.
24 июня 2009.