5.
« Огнём пробуют золото, испытаниями
проверяется любовь.»
(народная мудрость)
Среди гор, вдалеке от людей кочевал
Затерявшийся род Сарыбая.
Не желал Кодар-Кул, чтобы кто-нибудь знал,
Где невеста живёт молодая.
Да ещё Апсебай вдруг покинул аул.
В его поисках дней не считая,
Словно тигр метался, ярясь, Кодар-Кул,
На чём свет старика проклиная.
- Знаю! Знаю зачем старый ворон ушел!
Привести сосунка Карабая!
Лучше б он свою смерть по дороге нашел,
А не то, всё одно растерзаю!
Апсебай словно сгинул. С досадою злой,
На Баян Кодар-Кул напустился:
- Очень скоро ты станешь моею женой
И на свет ещё тот не родился,
Кто посмел бы мне в этом, Баян, помешать!
Каждый кровью своей захлебнётся!
Я хозяин всему! Я и буду решать!
А тебе покориться прийдётся!
С гневом смотрит Баян в ненавистный ей лик,
Гордо выпрямив хрупкие плечи:
- Как ты смеешь, безродный подкидыш-калмык,
Говорить мне подобные речи?
Мог ли думать отец, подобравший тебя,
Что змею на груди согревает?
Знала ль добрая мать, что взрастила, любя,
На кого свою дочь оставляет?
Я дала тебе слово, что стану женой,
Не рабыней! Пусть небо осудит!
Но сегодня, презренный, ответ мой иной –
Никогда этой свадьбы не будет!
В гневе лютом вскочил Кодар-Кул на коня:
- Я тебе твою дерзость прощаю!
Очень скоро, Баян, ты узнаешь меня,
Всей душою тебе обещаю!
Словно вихрь полетел по аулу Кодар,
Все, сметая нещадно с дороги.
А на сердце Баян то мороз, то пожар,
Подкосились от слабости ноги.
Опустилась на землю, не в силах идти,
Подняла к небу нежные руки:
- О, Аллах! Видно счастью меня не найти,
А находят меня только муки!
На кого опереться смогу я сейчас?
Вся родня у Кодара под пяткой!
Пусть же близится лучше последний мой час,
Я не в силах играть больше в прятки!
Не приедет, как видно, жених мой ко мне,
Обмануло меня провиденье!
Я лишь жертва по чьей-то бездумной вине!
Только в смерти найду я спасенье!
С того дня стала таять Баян словно снег,
С юной жизнью желая расстаться.
Еле теплится в теле коротенький век,
Каждый миг был готов оборваться.
Знаменитых, Кодар, привозил лекарей,
Но они головой лишь качали:
- Мы не ведаем недуга в мире сильней!
Нет на свете лекарств от печали!
Дремлет в юрте Баян, чуток сон, бледен лик,
На ресницах слезинки сверкают.
Чей-то образ в видениях зыбких возник,
Чьё-то имя, вздохнув, называет.
Но нарушен вдруг, ставший привычным покой,
Возле юрты домбра заиграла.
Заворожена девушка чудной игрой,
В удивленьи тихонько привстала.
Но умолкла домбра. Ждет Баян. Тишина.
Слабым голосом слуг призывает:
- Может, стала я жертвой волшебного сна?
Кто так чудно у юрты играет?
Отвечает служанка, в испуге дрожа:
- Мы бродягу немедля прогнали!
Кодар-Кул приказал нам, моя госпожа,
Чтоб в аул никого не пускали!
Рассердилась красавица: - Он мне не муж,
Чтоб его повеления слушать!
Пусть сейчас же вернется прохожий байгуш,
Я хочу его песни послушать!
Убежала служанка и время спустя,
Вновь у юрты домбра заиграла,
Звонкий голос запел – то, смеясь, то, грустя
Песнь за песней, а девушке мало.
«Голос юный совсем, - размышляет Баян, -
Значит этот бродяга не старый.
Ах, как славно поет, льёт на сердце бальзам,
Навевает волшебные чары!»
Долго пел ей чужак о безумной любви,
Словно гладил уставшую душу,
А Баян горько плачет колени обвив,
Тает в сердце смертельная стужа.
И какая-то сила толкает вперёд,
Деву странно влечёт оборванец.
Вот уж встала и к выходу тихо идёт,
На щеках проявился румянец.
В упоении вторит бродяге домбра,
Уж под пальцами струны горели.
Но замолкла вдруг песня, затихла игра,
Утонув в нежном взгляде газели.
Стебелёк ковыля, что от ветра склонён,
С гибким станом Баян не сравнится.
Перед ликом её, на заре небосклон,
В восхищении может склониться.
Потерялся Козы, а ведь это был он,
Сердце бешено рвалось наружу.
И подумал влюблённый, издав тихий стон: -
«Или смерть или стану ей мужем!»