.После драки казакИ устали
Равнодушны стали ко всему:
Разлеглись под грушей и дремали,
Почти не удивляясь ничему.
Чувствовалось, их покидают силы,
И бесконечно длится ночь,
Им бы поскорей убраться прочь,
К семьям к детям к жёнам милым.
Но бессмысленно противиться судьбе,
От нечистой освободить их некому,
Всегда судьба играла человеком
А человек играет на трубе…
Но неисповедима божья милость
И непредсказуемы возможности
рассейских груш –
КазАкам ванны грезились и снились
А тут из ветки груши хлынул душ!...
Кикиморы как вкопанные встали,
Им видеть не приходилось никогда,
Чтобы из ветки груши источалась
Кристально чистая и тёплая вода.
И мыло падало из кроны
В виде плодов –
Всё вопреки естественным законам
И потрясая азбуку основ.
Но казакАм не до науки было,
Не до того какой и где закон нарушен,
Они не думая хватали мыло,
Толкались на перебой под душем.
И сбрасывали рваные одежды,
В традиции бесстыжих старорусских бань,
С воодушевленьем и надеждой
Смывали с тел своих речную дрянь.
И смыли, и очистили от дряни круг,
И выстирали свои одежды,
И оживились пусть не так как прежде,
Но и не сломлен был ещё казАцкий дух.
Но маленькие радости оказались мнимыми:
И казаки воистину оцепенели,
Когда они внезапно посинели
И стали синими пресиними.
«О! Хорошо – не видно шиняков.» --
Я пошутил, но как то не удачно,
КазАки обругали меня искренно и смачно,
Сентенцией тяжёлых и задушевных слов.
И бросились опять под душ и не напрасно,
Они отмыли синий цвет,
Но тут же стали красными прекрасными;
Такими, что красней в природе цвета нет.
И зашипел и прекратился душ,
Представьте на кого были похожие,
Голые казАки краснорожие,
Под безопасной грушей.
И от такого неожиданного дива
КазАки были все на грани срыва.
«Нет повода для паники дружья,
Не жабывайте ш вами я
Такой же как и вы прекрашный,
ширечь такой же крашный.
Мы не добровольно покрашнели
И я целую свой нательный крест
На сто процентов я уверен ,
Что день вернёт нам натуральный цвет.
Нечиштая она во тьме камлает,
А днём вшё шотворённое нечиштой ишчежает .
Вот только ваши шиняки не пропадут
Пошкольку это ваших рук ушердный труд."
КазАки мне поверили, повеселели
С надеждою на статус -кво под грушею сидели.
«Ну чтож дружья нечиштой не видать
Наверно она тоже жахотела шпать» ;
Сказал я но не тут то было
Вдруг затрещало в камышах захрюкало завыло
И замогильный голос произнёс:
"Кусочек преисподней я вам принёс"
И неестественные звуки раздались вокруг,
Корёжа разум, уничтожая слух
И мёртвая тишина с ума сводила,
И сатанинская гармонь невыносимо выла,
И мы попали в удушающие лапы,
Кипящей серы и смолы
И многого ещё чего не знали мы
Нас выворачивал вонючий адский запах.
И булькала смола кипящая,
И в ней варились грешники кричащие,
И в этот нестерпимый и тяжелый час,
Ожоги появились на телах у нас.
Мы словно в преисподней задыхались
И не могли освободиться, как не старались.
И сколько это длилось? – время адское застыло,
Кровь леденела и кипела в наших жилах
И мы отведали, как будто адской доли –
Мучения и боли мучения и боли.
Мы выдержали, мы перетерпели;
Над нами соловьи запели
И музыка церковная – божественный релакс
Как будто с неба снизошла на нас
Церковные хоралы рвались в души,
Несчастных казакОв под одичалой грушей,
Басы псалмов дисканты и сопрано
КазАкам в души добавляли раны.
Где грань гармонии и человеческого чувства?...
Где грань раздела веры
и музыкального искусства?...
которое не знает меры
И в душах непосредственных и чистых
рождает сатанинские химеры.
А музыкальный глас небес
Попутал музыкальный бес.
И многотональная гармония,
Лилась с небес ,как музыкальное зловоние…
И разве можно называть искусством
То, чему противятся нормальные людские чувства –
Это ухмылка сатаны,это его глаза горят,
Это уже не рай,но может быть пока ещё не ад…
И вырвался тут из под груши
В небесные пространстранства вой:
«Хотим домой, хотим домой
Спасите наши души».
И небеса услышали и снова тихо стало,
Природное в природе оживало.
И уши уловили звон цикад и зовы водяных жуков
И крики птиц ночных разнообразной масти –
Не надо мять пространства и потрясать основы
Во имя человеческого счастья…
И вот рассвет природою на небе начат:
Реальностью уже ещё далёкий, новый день маячит
И я накрыл казАкам новую поляну
Из своих запасов сытых пьяных.
И мы заметно оживились
И много ели много пили:
В конце концов мы были живы,
Пусть неестественно красивы,
Но на рассвете солнышко взойдёт
И статус - кво нам всем вернёт.
Но надо было прекращать затею,
Душевное здоровье казакАм вернуть,
Чтоб не дай бог в кого ни будь
Не вселилась навсегда психея.
Нечистая к рассвету стала угасать,
Вокруг естественные шумЫ и голоса
И казАки захотели спать,
Морфей им милостиво закрыл глаза.
Но не спокойно казАкам было спать,
Во сне они махали и руками, и ногами
Стонали, вскрикивали, что то бормотали
И порывались встать.
Нам оставалось разыграть последний акт
По уточнённому сценарию должно быть так
Загримировать Гришаню под меня похожим очень:
Он по статуре подходил и многим прочим,
Он должен доиграть вместо меня здесь умудриться,
А я уеду на своём авто в станицу,
которое, как вы помните,мы подменили -
под грушей точной копией моей машины,
От номеров, царапин и до пятой шины -
И на выезде отсюда схоронили.
И встретить казакОв в станице утром
Как будто я и не был с ними
и ничего не ведаю как будто...
Я сел на джипик свой и выехал в станицу еще в ночь
От дикой груши и от спящих казакОв под нею прочь
Вот солнышко взошло а казАки всё продолжали спать
И натуральный цвет их кожа обрела от маковок до пят,
Но густо синяки кровоподтеки ссадины зардели
На лицах и на других участках тела.
И только Гриша красным оставался
С шезлонга храп его занудный раздавался.
Как по команде казакИ проснулись,
Со стонами и матом потянулись,
Размяли ноющие члены,
Ощупали все синяки и шишки
И расцвели как свежевыпеченные пышки,
Когда увидели желанные столь перемены:
Дневной и лучезарный свет
Стёр с тел их ненавистны красный цвет
И не скрывали радости они между собою,
Станичные Кубанские герои.
И бросился к машине Макарай:
Машина завелась с пол оборота
И завелись машины у других,
Как будто бы никто не портил их.
И лишь "моя" не завелась,
Наверно не пришёл на это час,
К тому же был "я" как и прежде красный
Один из всех нечистый и несчастный.
Они "меня" пытались, приводили в чувство,
А "я" в ответ мычал: «Шоб было вам вшем пушто.
Шкорее уежжайте и не трогайте меня,
На мне пари проклятому вишеть ещё не меньше дня.»
Вдобавок груша заорала: «Кайтесь кайтесь
Скорее собирайтесь, скорее убирайтесь
Не то останетесь на веки
Кикиморами охранять степные реки».
И зашипел гуцулоуж из камышей:
«Исчезнет круг – вам не сносить своих ушей,
Я весь от злости клокочу,
Я всех вас покусаю, а одного кого то проглочу.
Не будь я самым крупным на Кубани гадом
Шутить со мной теперь не надо»
КазАки через пять минут собрались ,
А через шесть уже смотались.
Осела пыль от их колёс
Блестел на солнышке Цыганский плёс.