Жили-были дед да баба,
И была у них курочка Ряба.
Дед строчил по ночам мемуары,
Вспоминая Кремля кулуары.
Бабка мерила платья до ночи,
Тусовалась на даче у дочи.
Обсуждала Швейцарские Альпы,
И мечтала снять думские скальпы.
Как-то раз их хохлатая птичка,
Вдруг снесла на лужайке яичко.
Скорлупа на яйце золотая.
Проба есть девяносто шестая.
Дед, тот впал моментально в прострацию:
"Ведь придется внести в деклорацию.
Заявить о снесенном яйце,
Заплатить все налоги в конце."
Бабка тот час смекнула про бабки,
Что в Барвихе заныкала, в кадке.
И сказала:"Спокойно дедок.
Пусть обломится твой Починок.
Мы яйцо молотком на кусочки
Разобьем на сережки для дочки".
Ну, уж тут старичок растарался!
От усердия даже плевался.
Бил яйцо, и ругался на птицу,
И в конце растянул поясницу.
Бабка тоже в костюме Версаче,
На крыльце дестикомнатной дачи,
Била-била, но вот ведь итог:
Порвала лишь ажурный чулок.
Прибежал тут на помощь Сергей,
Секретарь и большой прохиндей.
Но махать молотком, не с трибуны
Вешать тесто на уши людей.
Боря с Пашей, по дружбе по истинной,
Колошматили это яйцо.
Но один лишь запарился лысиной,
У другого опухло лицо.
Вдруг откуда-то тихой походочкой
Подошел тут Володя, сосед.
И подводной игрушечной лодочкой
Расстрелял то яйцо из ракет.
Что тут стало-Шекспир отдыхает.
Слезы льет, заикается дед.
Бабка ногти от злости кусает,
Шлет проклятья на весь белый свет.
И лишь курица, райская птичка,
Покряхтела у старческих ног,
И снесла им простое яичко.
Спи спокойно, Сергей Починок.