V.
Первый стрелец
– Вселенский срам! Да видано ли в мире,
Чтоб царь являлся людям не в порфире[51]?
Чтоб люд служилый мучил без конца,
А немца чтил, как родного отца?[52]
Второй стрелец
– Уж точно, не с небес послушал зова:
Умчался за границу, невтерпёж! –
А воинство оставил у Азова,
Где к вобле кружки пива не найдёшь.
Третий стрелец
– Не наигрался смолоду в «Зарницу[53]»!
Теперь погнал на польскую границу.
С Лефорта ли по строгости взыскать? –
Здесь к пиву связки воблы не сыскать.
Второй стрелец
– Потом куда брести, до Сахалина?
Вот умники, придумали канву!
А у меня в Зарядье половина,
Да не пущают заглянуть в Москву.
Третий стрелец
– Ах, ты москвич, а я – рябой, из Вятки?
Да там у всех и жёны, и ребятки.
И там же – вспомню, сердце разорвёт! –
Царевна в Новодевичьем живёт.
Хотя он всё молчит, лишь всё крепится, –
Наш мужичок за женщин, за родных
Способен не на шутку заступиться!
Особенно – не видя отпускных.
Раз с отпуском начальники тянули,
Стрельцы и сами к дому повернули –
Царёвый ботик[54] утопить в пруду
Да вырубить Немецку слободу[55].
– Хлебнём чрез край на сердца именинах!
Порядок на земле необходим:
Италикам лафа на Апеннинах,
А Русь – для русских. Как и Третий Рим[56].
…Стрельцы не знали – тяжкая дилемма! –
Им Ромула зарезать или Рема[57]?
Всё ведать, человек – не автомат.
Кто подвернётся, тот и виноват!
*
– Не устою, так головой в колодец;
Ей-ей, не подведу триумвират[58]! –
Плечистый Шеин[59], славный полководец,
В день смутный поддержать порядок рад.
Крепки полки, изрядны пушки были;
Лишь пареную репу[60] позабыли.
Чем дать салют? Вестимо, не пшеном.
Пришлось стрелять, хотя бы чугуном.
Палят! Куда крестьянину податься?
Чем биться? – ни пищали, как на грех.
Стрельцы решили: само время сдаться.
Знай, Шеин, – царь отметит твой успех!
* * *
Хоть милёнок мой свежо
Начал выглядеть в «Пежо»,
Плачу я всё горше:
Почему не «Порше»?
Поговорить пристало про поляков.
(Как только царский поезд въехал в Краков,
Летит гонец: стрельцы посрамлены!
И на Руси – ни мира, ни войны;
В том смысле – недовольных, правда, много,
Да загонять коней уж нет нужды).
…Чарует глаз от Кракова дорога;
С сим милым краем нет уже вражды,
Но даже есть приязнь с монархом новым[61],
Разгульным и из ряда вон здоровым,
Любителем грызни из-за куска.
Припомните, как к Польше шли войска, –
Те самые, вы сразу догадались, –
Кляня Петра – мол, дёргает рулём?
А вдруг – война?! Магнаты испугались
И Августа избрали королём.
С панами прежде казус вышел, яко
Напившись на ночь глядя арманьяка,
Наутро объявили люду, де
Желают королём иметь Конде.
Людовику казалось: Украина,
Лишь принц заляжет в польскую кровать,
Одно, что под окном – люли-малина.
Но только Пётр не стал её сдавать.
Француз не прост: он старый друг эфенди
И про коньяк армянский бает – «бренди».
А вдруг да он, разборчив от и до,
Изволит звать цимлянское – «бордо»?
Сей казус мог седых добавить прядок
Главам, желавшим Польше дать уют,
Но царь сказал: в Германии – порядок,
И там курфюрстов куры не клюют.
Союзникам случилось повстречаться;
Понравились друг другу, ну брататься!
Саксонец хочет удаль проявить,
Царя Петра по-братски удивить.
Король, поправший лавры звёзд корриды[62]
(Геракл, причём не старый, а в соку!),
Поднял клинок, подарок от торсиды,
И голову ударом снёс быку.[63]
Но у царей – особенная гордость,
И наш Петруша проявляет твёрдость:
– Да пусть бы он тянул своё «му-му!»
Скотинку жалко. Я другим возьму…
Достал из ножен кортик, чуть прогнулся,
Подбросил в воздух нежную тафту,
Взглянул на ткань, легонько замахнулся –
И пополам разрезал налету.[64]
Лефортова наука! Август бедный
Пытался, но забавы сей безвредной,
Хоть и точил алмазом свой клинок,
И в сентябре освоить всё не мог.
Август
– Любезный брат, Вы задали мне перцу!
Подобное искусство здесь внове.
…Нам подданные новые по сердцу,
Хотя у них прусаки в голове.
Ругнёшь их: «Donner Wetter!», для примера, –
Они с апломбом: «Сир, да мы – „ХОЛЕРА“!»
Но, сколь я успеваю заключить,
Язык сподручный. Надо изучить.
Петру немного грустно от разлуки;
Прощай, король! А мыслям нет конца:
– Крутому парню да топор бы в руки!
Создаст ли Русь такого молодца?
*
Остановивши на краю Геенны
Страну, монарх затеял перемены.
Царям словечко вспомнится «опричь[65]» –
Хвать ножницы, и ну Россию стричь!
Державу вздыбил, том судеб листает;
Рука тверда и вера горяча.
Чего ему для счастья не хватает?
Хорошего, с размахом, палача.
Возможно ль без звериного оскала,
Лишь выводя рулады, как в «Ла Скала»,
К вратам Царьграда славный щит прибить?
А из Невы-реки воды испить?
Не тратьте время в беспредметных спорах;
Нам ни к чему диктаторский режим.
Нашёлся б лишь ТАЛАНТ, и на просторах
Руси консенсус полный достижим!
[51] Порфира – пурпурная мантия монарха.
[52] Среди москвичей бытовало мнение, что любимец Петра, офицер-иноземец Франц Яковлевич Лефорт (1655/56–99), был отцом царя. Излишне упоминать, что будущий первый русский адмирал прибыл в Россию в 1675 г., когда Петру было уже три года. Немцами на Руси звали всех иностранцев, не подразделяя их на швейцарцев (как Лефорт) и прочих.
[53] «Зарница» – массовая пионерская военно-спортивная игра времён СССР.
[54] Ботик Петра I («дедушка русского флота») – небольшое парусное судно английской постройки времён Алексея Михайловича, обнаруженное любознательным юным Петром при осмотре фамильных амбаров в Измайлове. С интереса к этому ботику началась любовь царя к морю и кораблям.
[55] Немецкая слобода – поселение выходцев из стран Западной Европы в Москве. Располагалась на берегу реки Яузы. В просторечье – «Кукуй» (по названию протекавшего там ручья). Пётр в молодые годы частенько навещал Немецкую слободу, в которой вначале нашёл себе друзей и учителей (П. Гордона, Ф. Лефорта, корабельного мастера Франца Тиммермана), затем – соучастников весёлого застолья, а вскоре и сердечную привязанность. Всё возраставшее влияние иноземцев на царя вызывало в народе ропот.
[56] Теория «Москвы – третьего Рима» была сформулирована иноком псковского Елеазаровского монастыря старцем Филофеем. В «Послании на звездочётцев» (ок. 1524 г.) он писал, подчёркивая роль Москвы – преемницы всемирно-исторической роли Рима и Константинополя: «Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».
[57] Ромул и Рем, легендарные братья – основатели Рима.
[58] Отправляясь с Великим посольством за границу, Пётр поручил наблюдать за государственным управлением регентскому совету, составленному из ближних бояр: царского дяди Льва Кирилловича Нарышкина, князя Б.А. Голицына и князя Петра Ивановича Прозоровского. Впрочем, истинная власть передана была князю-кесарю Ф.Ю. Ромодановскому.
[59] Шеин Алексей Семёнович (1662–1700), боярин, первый русский генералиссимус (1696). Командовал сухопутными войсками во Втором Азовском походе 1696 г. Подавил Третий стрелецкий бунт (1698 г.).
[60] Пареной репой, во избежание жертв, стреляла артиллерия юного Петра во время потешных баталий.
[61] После смерти в июне 1696 г. польского короля Яна Собеского на освободившийся престол (в те времена Польша фактически была дворянской республикой, короля избирал сейм) нашлись два претендента: Франсуа Луи де Бурбон, принц де Конти, и курфюрст Саксонии Фридрих-Август I (1670–1733). Протеже Версаля никак не устраивал Петра: Франция была связана союзническими отношениями с Турцией, на тот момент – врагом номер один для России. Поэтому царь энергично поддерживал кандидатуру курфюрста, для чего ему даже пришлось полтора месяца пробыть в соседнем с Польшей Бранденбурге. Саксонец, в целях обретения королевского титула не остановившийся перед сменой вероисповедания (из лютеранства он перешёл в католичество), вступил в Польшу во главе немалой армии и под именем Августа II Сильного утвердился на новом престоле. Фридрих-Август, обладая феноменальной физической мощью, упражнялся, поднимая ядро весом в 450 фунтов (некоторые источники утверждают, что он проделывал это одной рукой – несомненная ошибка, впрочем, ещё более оттеняющая достоинства этого героя). От 700 любовниц король-курфюрст обрёл более 350 внебрачных детей. Кроме того, он был любителем военных смотров и весёлых пирушек, чем безмерно понравился Петру при первой встрече, проходившей в галицийском местечке Рава Русская с 31 июля по 3 августа 1698 г.
[62] Август, в молодые годы много путешествовавший по Европе, немало жарких дней провёл в Испании. Удивительно, но факт – наследник саксонского престола принимал участие в корриде. Проявив удаль, он добился успехов и в этой забаве.
[63] Август был любителем замысловатых, а порой и жестоких развлечений. Это убиение животного попало на страницы хроник.
[64] Историческая правда: именно таков был ответ Петра на кровавое бахвальство Августа.
[65] Опричь (стар.) – кроме, особо, отдельно. От этого слова произошло название системы чрезвычайных, жесточайших мер, осуществлённых Иваном IV Грозным для преодоления боярско-княжеской оппозиции и укрепления самодержавия – опричнины.