Пастернак

Марк Шехтман
*   *   *

Мастер был он! Нет, не так...
Был поэт, и был он гений –
отпрыск многих поколений,
что носили лапсердак,
торговали, чем могли,
Тору вечную читали,
в страхе Бога почитали
и детишек берегли.

Он поэтом – сразу был!
В нём навзрыд рождалось слово!
А художество отцово
не постиг, не полюбил:
неподвижна гладь реки,
в небе облака не тают!
Но зато он клавиш стаю
с юных лет кормил с руки.

В чистоте, в уюте рос,
за границами учился,
а домой как ворoтился,
жизнь пошла наперекос.
Но сумел он не пропасть,
где в ничто скользили люди:
после марбурговых штудий
новую он принял власть! –

и взлетел на крыльях cтрок
сквoзь ветра и перемены!
Были женщины, поэмы,
и паёк, и поводок.
Был грузин, умён и лжив,
были съезды, блеск регалий,
и друзья, что исчезали,
и война – и был он жив...

Накопив с годами стать,
гениальностью отмечен,
он в стихах был прост и вечен,
но умел и промолчать.
В безвоздушности парил,
бездну называл свободой.
Иудейские невзгоды
не отягощали крыл.

Ни концлагерей, ни ям
призраки над ним не висли.
Открестился – в полном смысле:
«Не моё!», – сказал друзьям.
Ни строкой не помянул
он убитых и сожжённых.
Новый круг – стихи, и жёны,
и oпалы грозный гул.

Hаписал pоман большой
о стране и о поэте.
Кляли те, молчали эти,
третьи вняли всей душой.
В книге много тем и тел,
страсти, страха, дней опричных.
Он же лавров заграничных
получать не захотел.

Cтрусил? Или от гнезда
отвoдил беду? – и в Бозе
опочил, в стихах и прозе
сжав прocтрaнcтвa и года.
Что ж, в избытке мёд и яд
из сосцов страны испил он.
Вижу фото над могилой:
длинный лик и скорбный взгляд.
И две даты – как края
вавилоновой постройки.
 
Впрочем, пусть он спит спокойно.
Только Бог ему судья.

___________________________