Болдинская осень в моём саду

 
(Лирическая мозаика о деревьях)

I

БЕРЁЗА, как будто Россия сама,
стояла у здания военкомата,
и лист её каждый под небом тревожным
казался повесткой защитного цвета
в прожилках солдатских дорог.

КЛЁН, кем-то злостно срубленный к зиме,
весной ответил множеством побегов.
Нет, с деревом не так легко покончить!
Ответ не пню принадлежал, однако,–
живым корням в земле и ей самой.

СЛОВНО ВЫБЕЖАВ на перемену большую,
окружили меня перед школой дубки.
По стволам их похлопываю ладонью:
как вы, милые, выросли, как возмужали!
Те смущённо листвой шелестят.

СКВЕР ИЗДАЛИ – точно в инее.
Приближаюсь. Деревья темнеют.
Только ель голубая
никак не оттает.
Оказалась такой неотходчивой...

СТОЯТ НАД РЕЧКОЙ сосенки-подростки.
Не худо б голенастым освежиться.
Вдруг длинноножки эти зашептались.
По хвое пробежал смешок смущённый.
Из тучи солнце в щель на них глядит.

ПЕРЕД ВХОДОМ в парк весенний ждёт кого-то липка.
Видимо, ещё ни разу в парке не бывала.
У неё цветущий возраст. Вся поёт, как улей.
Хорошо б со стройным вязом постоять в аллее!
В воздухе медовый запах первой-первой грусти.


II

ЛИСТВЫ весенний паводок скрывает
вечнозелёной туи островки.
Но вновь их обнажает листопад,
их, что зимою скрашивают город –
пустой, как будто спущена вода.

РЯД СТАРЫХ ВЕРБ, как очередь, ведёт
к ларьку, чьи стены в 43-ем ставились.
И вижу я: деревья облетевшие
над листьями последними дрожат
так, словно это – на исходе – карточки.
 
ВСЁ МИМО, МИМО – облака плавучие.
Солончаковой белизной ствола
над тёмным островком воды светясь,
стоит берёза посреди степи.
Лишь тополь рядом – смуглокож, как Пятница.

КРОНА ВИШНИ цветущей подобна горе,
озаряемой розовым светом восхода.
У подножья толпою зелёные травы,
а на травах – роса умиления. Словно
Фудзияму пришли созерцать.

СЕКВОЙЕ ЭТОЙ – три тысячелетья.
Сдаётся мне: всё то, что под землёй,–
до новой эры. Не само ли время
в древнейшем древе облик свой явило? 
Хвоинкою за ветку-век держусь.

ЯСЕНЬ СУХОЙ... Днём стоит он без признаков жизни.
Ночью исходит сиянием голубоватым.
Переменившее существования форму,
древо не думает падать. И, темень пронзая,
дальние птицы на свет его добрый летят.


III

СРЕДИ ДЕРЕВЬЕВ парка дуб – феномен:
как цельная натура, не желая
размениваться в пору листопада,
он полное своё собранье листьев
проносит сквозь морозы и снега.

КАРАГАЧ облетевший,
стараясь восполнить потерю,
цепко держит
в своих загребущих лапах
охапку пурги.

НЕТ ГОДОВЫХ КОЛЕЦ в стволе оливы.
Но я не стал бы сравнивать её
с красоткой, что скрывает возраст свой.
Живой абориген Святой земли,
знать, древо счастливо: годов не наблюдает.

КОЛОДЕЦ ЭТОТ, тёмный и глубокий,
мне показался формой для отливки
изящных кипарисов. Вот они,
застывшие, вокруг него стоят –
так, словно бы сработаны сегодня.

КАК В МИГ ПОСЛЕДНИЙ вспыхивает ярко
оплывшая к утру моя свеча,
в окне прощально пламенеет лес.
Богатство красок. Словно предо мной 
самой природы Болдинская осень.

УЙДУ – и обернётся обелиском
пирамидальный тополь, мной взращённый.
И вы поймёте: белый пух по вёснам –
моя неумирающая нежность
к живому миру, что оставил я.