* * *
…Атос лишь чудом был ещё живой.
Одна рука совсем висела плетью –
он левой бился, пусть не основной,
причём ему сломали шпагу третью.
Он подхватил четвёртую с земли
в момент когда его настигли двое.
Ух, как же эти двое были злы,
неся Атосу мщенье роковое!
В падении Атос отбил удар,
а от второго не было спасенья!
Не потому, что граф для драк был стар,
а потому, что весь запас везенья
он исчерпал, оставшись тет-а-тет
с пятёркою матёрых гугенотов.
Удар врага! Но… граф был не задет,
хотя и без каких-либо расчётов
не успевал уйти он от клинка.
Удар отбит был шпагой посторонней.
Когда б не д'Артаньян, наверняка
Атос в наикратчайшей из агоний
отдал бы Богу душу. Но ведь есть
ещё на свете дружба, верность, честь,
о чём напомнил как бы между делом
вернувшийся гасконец. Всё ж успел он
и лошадь с Афродитой выгнать прочь
домой за четверть часа до рассвета,
и другу обречённому помочь.
На пике своего авторитета
герой себе позволил пропустить
направленный в него укол рапиры,
но, взяв её на гарду, сбил с задиры,
причём навеки, жизненную прыть.
– Жизнь – штука интересная, дружище!
Быть близким к смерти, но как симулянт,
готов весь век я! – крикнул лейтенант
Атосу, тоже по уши в кровище.
Оставшихся врагов он разогнал
лишь для того, чтоб заколоть их в спину.
Он выиграл забег, но под финал
успел-таки проклясть свою судьбину.
Ему на фланги, как из десяти
сработавших синхронно табакерок,
насели пикинеры, чтоб смести
юнца с лица земли. Таких проверок
на жизнестойкость он ещё не знал.
Уж лучше б сразу кто-то нанизал
его на пику, как бычка на вертел.
Он, в жизни не бросавший слов на ветер,
в своих угрозах перешёл на крик.
В него с периодичностью жестокой,
до острой боли и кровоподтёков,
враги вонзали жала длинных пик.
В своём инстинкте самосохраненья
молился он и стойко чуда ждал,
но стал тесней круг смертоносных жал,
и в это время мысленно равненье
гасконец по наитию держал
невольно на святого Себастьяна.
И чуда он дождался, как ни странно.
В их направлении, словно на пожар,
неслась козачья грозная ватага.
Мучители гасконца, пусть на миг,
о жертве позабыли – чувство страха
из них сейчас ну кто бы не постиг?
Тут д'Артаньян движеньем змеевидным
в свой звёздный миг ушёл из леса пик,
а дальше стало делом очевидным,
что нужно падать в грязь лицом, но лик
гасконца мало кто сейчас увидит.
Тут главное не упустить сам шанс,
а уж потом, что выйдет, то и выйдет.
Герой, за камни мостовой держась,
глядел, куда б рывком перекатиться.
…Козаки покидали Ла-Рошель,
поскольку кровь козачья не водица.
Враг был сильней, чем думалось. Ужель
сегодня их покинула удача?
Иль планы их с удачей не срослись?
От ярости бессилья чуть не плача,
шёл раненый вскользь в руку Арамис.
Одно за счастье, что козачья банда
значительных потерь не понесла,
а схваченный помощник коменданта
был пленник не из худшего числа…
…Опять назрел момент кровавых счётов,
козаков встретил ла-рошельский рык,
когда взыграл у храбрых гугенотов
патриотизм на кончиках их пик.
Юнец накрыл собою мостовую,
никак с неё подняться не спеша.
К чему претендовать на роль ежа,
утыканного пиками вживую?!
На мостовой пыль, перья и помёт –
тут ползать лейтенанту не по рангу.
Забыв о д'Артаньяне – сам помрёт! –
солдаты перестроились в фалангу.
Счастливчик перекатом по земле
немедля устремился прочь от бойни.
Не дай Бог оказаться тут в числе
упавших от пальбы бесперебойной!
Козаки, сохранив походный шаг,
завидев пиконосную преграду,
палили из пищалей… до упаду
всех встречных, чтобы выйти на большак.
В преддверии такого поворота,
Атос и д'Артаньян, забрав коня,
тем временем шмыгнули за ворота,
союзников и недругов кляня.