1.
Тополиная грусть. Неприкаянность дня. Полумгла.
Капли хлещут лицо, оползают поспешно за ворот.
Мрачноватою тенью расплылся загадочно город.
Беспросветность небес, крик вороны – худая хула…
В море зелени пышных каштанов тусклы купола.
Тротуар захватили зеркальные, плоские лужи.
Обречённость прохожих – тропинки всё уже и уже.
Безысходность надежд, ни улыбки тебе, ни тепла.
Высь отмыта, протравлена ливнем ночным добела.
Нескончаемо пиршество капель, клюющих газоны.
Ощущенье солёных дорожек на коже резонно,
А тоска за грудиной густеет, как будто смола…
2.
… черепахи, рыбы и вараны –
караваны в призрачные страны –
облака,
на рассвете утром рано-рано
безгранично небо, странно рвано,
высь тиха,
вышит воздух крестиком и гладью,
дышит мятой, солнцем, благодатью
упоён,
запелёнат в шёлковые травы –
любистоки, мятлики, купавы –
усмирён…
3.
Июльский дождик бисерною взвесью
Наполнил воздух. Плавают зонты.
Белёсое немое поднебесье.
Разорванные тучи-лоскуты.
Потёки, словно линии штрих-кода –
Шифр нынешнего, пасмурного дня,
В котором засекречены: погода,
Промокшая асфальтная броня,
Настырных капель длинная тирада –
Назойливый мельчащий дробный звук,
Грусть города – безгласная досада –
Нежданно навалившийся недуг,
Взъерошенных ворон престранный танец
Над найденною коркой, суета,
Витрин, листвы и луж холодный глянец,
Без продыха вода, вода, вода…
4.
Дни следуют, торопятся за днями,
Кружатся золотым веретеном.
Июль врастает в сонный мир корнями,
Упруго завивается вьюном,
Гудит пчелой натружено над маком,
Смородой норовит прильнуть к губам,
Идёт кошачьим, тихим-тихим шагом,
Загаром прилипает к бледным лбам,
Стекает соком персика по коже,
Взрывается грозою озорной,
Покошенной травы духмяной ложе
Зазывно расстилает под луной!
5.
Грустно-грустно.
Скользит по карнизу неспешно вода –
Загустевшие патокой, сладкие слёзы июля.
Облака проплывают над крышами, словно суда.
Разливается запах нездешний – вина и пачули.
Тихо-тихо.
Бесшумность дождя, как немое кино.
За беззвучием улицы кроется странная тайна.
Тополя в изумрудных, промокших насквозь кимоно,
Как один опустили ладони в позицию «майна».
Серо-серо.
Размытые краски – невнятный пейзаж,
А точнее портрет – до недавнего яркого – лета.
Город в раме оконной заплаканной, словно мираж,
Или копия жизни, увиденной ранее где-то…
6.
Разлит июль янтарной патокою-мёдом
На разнотравье / разогревшемся песке,
Дрожит прозрачно стрекозиным вертолётом
На возбудившемся ромашковом соске;
Разбросан пригоршнями звёзд в ночном зените,
Рассыпан нежной невесомою пыльцой,
Летит над полем в мотыльковой, пёстрой свите,
Несётся – белой кобылицею – рысцой;
Расплёскан небом грозовым лилово-густо,
На ветке солнечным качается плодом,
И возбуждает чувства, словно бы робуста –
Желанье жадно прикоснуться жарким ртом
К ладони с чёрною блестящею черешней,
К велюру персиковой, розовой груди,
Набраться допьяна – что может быть безгрешней –
Испить июльские, медовые дожди?
7.
Июльское солнце в зените приколото брошкою,
Жабо облаков аккуратно ветрами расправлено.
И катится утро веселою сороконожкою,
Гудящей пчелой и певучей пичугой прославлено.
И хочется полем бродить, любоваться ромашками,
Смеяться легко беспричинно, кричать что-то звонкое.
Гоняться от собственной тени, увлёкшись пятнашками,
Себя ощутив тонконогой, задорной девчонкою!
И хочется прыгать беспечно за прытким кузнечиком,
Наивно пытаясь накрыть его нежно ладошкою.
Дразниться призывной улыбкой и бронзовым плечиком
Под солнцем июльским, в зените приколотым брошкою!
8.
Выплетают лучи между веток в саду макраме.
Стайка лилий в тени расправляет шифонные крылья.
Мотыльки запятыми на флоксах дрожат в кутерьме.
Барражирует поодаль лёгких стрекоз эскадрилья.
На крыжовнике бисер смарагдовых, ягодных бус,
На запястья смороды лиловые вздеты браслеты.
Хмель вплетается в травы, на небо нацеливши ус.
И на ощупь, на вкус, так и хочется пробовать лето!
Граммофончик вьюнка оккупировал увалень-шмель.
Золотистые пчёлы мелькают на солнце, как пули
Между ярких пахучих цветов из заморских земель,
Восхваляя гудением радостным щедрость июля!