На всю осень притихший,
ветер немолодой
на песке не напишет,
что давно сам не свой.
В темном море не выгнет
парус белой дугой.
Капитан не увидит,
что норд-ост сам не свой.
Только юнга красивый
очень хочет домой.
Крикнет: - Где твоя сила?
Почему сам не свой?
Любишь ты безответно?
Ну так штормом завой.
На волне предрассветной
я как чайка с тобой
доплыву к своей милой
и клянусь головой,
в тот же день мы с ней мимо
будем плыть под скалой,
что согрета любовью,
к сожаленью слепой.
Напишу на ней кровью,
что норд-ост, как весной
ее любит безмерно
и летит к ней одной.
Бедный юнга, наверно,
не слыхал правды той,
что скала неприступна,
и что каждой зимой
кораблей много крупных
тонет перед скалой.
Ветер рвал себя в клочья,
бился пенной волной.
Выплыл к берегу ночью
лишь матрос молодой.