Жизнь геологическая богата всякого рода приключениями, событиями и опасностями, исходящими, в том числе и от братьев наших меньших, отдельных представителей фауны. Расскажу об одной такой встрече, встрече с наиболее опасным ее представителем – медведем.
В 1983 году посчастливилось мне работать в Монголии. Кто-то скажет - откуда мол в степной и пустынной Монголии медведи? А известно ли вам, господа, что север Монголии это практически российское Забайкалье, это южный Алтай с многочисленными лесами по склонам гор и в долинах? А уж в Забайкалье медведей водится в достатке. В тот год начальство наше немного задержалось в Москве и, чтобы не сидеть в Улан-Баторе на базе, наш отряд решил присоединиться к отряду Антипина из Иркутска в его небольшой вылазке на север Монголии в район горного массива Бага-Хэнтей (Малый Хэнтей). Была у Антипина задумка – найти залежи амазонита, красивого поделочного материала светло-голубого цвета. И была у него в связи с этим одна любопытная идея – искать амазонит в привязке к названиям местности, содержащим слово «голубой». А в горах Бага-Хэнтея лежало озеро Хуху-Нур (Голубое озеро в переводе с монгольского), из которого вытекала речка Хуху-Нур-Гол (река Голубого Озера). Вот в эти места мы и отправились.
На двух машинах ГАЗ-66 утром мы выехали из Улан-Батора и вечером того же дня встали лагерем на реке Терелджи-Гол, не доехав километров сорок до озера Хуху-Нур - дальше дороги не было, не было даже тропы. Дальше предстояло идти пешком, неся все самое необходимое с собой. Так мы и пошли вчетвером: Антипин, Аркаша Горегляд, я, и еще один из сотрудников Антипина. Шли все время в гору - сначала вдоль живописной Терелджи-Гол, до самого впадения в нее Хуху-Нур-Гол, потом по Хуху-Нур-Гол почти до ее истоков - озера Хуху-Нур. И везде вдоль нашего пути находили в воде голубоватые кусочки амазонита. Идея Антипина подтверждалась, но коренных выходов амазонита все не было.
Лагерь разбили прямо на берегу реки неподалеку от озера, и начали планомерный поиск выходов амазонита. Впрочем, лагерь из одной двухместной палатки это громко сказано, но это был ночлег и укрытие для нас, четверых. Кроме палатки, продовольствия и одеял, мы больше ничего с собой не захватили, ведь обратно предстояло нести тяжелые геологические пробы. Днем почти непрерывно шел дождь, но мы все равно ходили в маршруты в мокрых робах и болотных сапогах. Сушились вечером у костра, развесив одежду на гигантских, в рост человека, ветвистых рогах марала, найденных в реке, неподалеку, прямо под высоким утесом. Они были такие тяжелые, что вдвоем мы еле дотащили их до лагеря (я до сих пор не могу понять, как олень ухитрялся таскать на голове такую тяжесть?). Днем, под дождем, но в движении было еще терпимо, ночью же мы мерзли немилосердно. Стоял конец июня, но по утрам на траве лежал иней, а кромки луж были покрыты ледком.
Разыскивая амазонит, мы поднимались все выше и выше по речке и добрались почти до перевала. Несколько раз встречали козлов, но поохотиться на них не удавалось. У Аркаши с собой было ружье, которое он регулярно брал во все свои геологические экспедиции. Он не возил его в Иркутск (во избежание неприятностей при пограничном контроле), а оставлял у знакомых в Улан-Баторе. Из Иркутска он привозил лишь набитые патроны – их было легче провезти через границу. Был он заядлым охотником, и, по возможности, брал ружье в маршрут. В предпоследний день нашего поиска добрались мы почти до перевала, где и наткнулись на коренные выходы амазонитовых гранитов. Это была победа научной мысли Антипина, и награда нам за упорство и лишения.
Мы взяли очередную пробу и уже собирались уходить, когда почти у самого перевала наткнулись на медведя и медведицу. Нас было трое, с собой геологические молотки и еще Аркашино ружье, потому мы не очень-то и испугались. Наоборот, ощущая свое численное превосходство, мы стали легкомысленно подниматься к медведям, постукивая по камням молотками. Надо отдать должное, держались мишки славно и долго не уходили от нас. Мы подобрались к ним уже метров на тридцать, когда медведь нехотя ушел за перевал. А медведица осталась, и стала проявлять признаки нервозности и даже агрессивности. Мы тоже усилили свою активность - в дополнение к стуку подняли еще и крик, а Аркаша взял ружье наизготовку. Конечно, убивать мы медведицу не собирались, а так, в порядке самозащиты. Зачем нам потребовалась такая бравада, и почему нам надо было обязательно прогнать медведей – до сих пор не пойму. Но в тот момент в необходимости этой акции не сомневался никто.
В конце концов, подобравшись к медведице метров на десять, мы добились своего – нехотя, постоянно оглядываясь, медведица тоже ушла за перевал. Мы почувствовали себя героями и покорителями дикой фауны. В крови бушевал избыток адреналина, а в душе гордость за род человеческий. Одно было не понятно, почему медведица так упорствовала и по своей звериной безрассудности не торопилась от нас убежать? Вскоре, однако, все прояснилось. По обе стороны от перевала возвышались довольно высокие и очень отвесные скалы. Так вот, на одной из них на довольно большой высоте копошились два пушистых медвежонка. Как они удерживались на почти вертикальной стенке и что они там делали, мы не поняли, но решили их не беспокоить и тихонько отступили. Стали теперь понятны злость и упорство медведицы, не желающей покидать своих малышей.
Когда возбуждение от победы спало, то вполне законно встал вопрос: а чтобы было, если бы медведи, а особенно медведица, не испугались, и пошли на нас? Вдвоем они вполне могли нас хорошенько потрепать. На это наше сомнение Аркаша ответил просто: «У меня двустволка и в каждом стволе - по жакану, плохо бы пришлось этим косолапым». Мы поверили и успокоились. А немного позже, уже по дороге к лагерю, повстречался нам козел. И очень удачно для нас повстречался, просто подставился под выстрел. Аркаша вскинул ружье, и … осечка. Нажал на второй курок, и … опять осечка. Вот это был сюрприз. Только тогда поняли мы, что плохо бы нам пришлось, будь медведи посмелее. Для Аркаши эта двойная осечка была полной неожиданностью. Кстати, он тут же попробовал и остальные, захваченные в маршрут, патроны. В общей сложности, из 10 патронов выстрелили только два.
Назад, в лагерь на Терелджи-Гол, мы добирались почти два дня. Нагруженные сверх всякой меры пробами, мы, пошатываясь, тащились по склону, вперив глаза в землю – потому и попалась мне на глаза лопата сохатого. И так она мне приглянулась, что я не побоялся, что эта последняя, почти десятикилограммовая "соломинка" сломает мне спину, как тому верблюду. И я тащил ее из последних сил, тащил все два дня и дотащил-таки до лагеря. Долгие годы она стояла у меня в московской квартире на полу в коридоре, и супруга моя, натыкаясь на нее во время уборки, каждый раз грозилась отвезти ее на дачу. Угрозу свою она однажды исполнила - рог сохатого вернулся на природу, и стоит теперь, прислоненный к дачному колодцу, радуя глаз и никому не мешая.