Палач Петра Великого. Роман в стихах. Ч. первая, X

Егор Парфёнов
               X.


Изволь спешить! Сегодня царь в ударе;
Для нас он ныне делает, бояре,
Доклад об обновлении страны.
Сбирайтесь поживее, пацаны!

Чтоб угодить и выглядеть красиво,
Обрежь кафтан. – Эх-ма, галиматья!
Зато фуршет голландского разлива;
Разносят булки, с кремом для бритья.[80]

               *

                А куда ты, Ваня, гонишь,
                С грузом – в гору, ёшкин свет!?
                Ну-ка брось, а то уронишь,
                Потеряешь вторитет!

          Пётр

– Горбом, без иноземныя подмоги,
Собравши для правительства налоги,
Оплачиваем трижды мы: вдовство,
Детей убийство, также воровство.

А я хочу, пусть кровию харкая,
Пробить стезю сквозь косность, лень и тьму;
От нужника и сгнившего сарая
Вести народ к довольству и уму.

Какая – тьфу! – Европа? Что – свобода!?
Как мыслю, что за жертва от народа, –
В глазах круги, и громкий звон в ушах.
Ведь вымостим костями каждый шаг!

Коль в этой бане не удержим пару –
Что делать? ход истории таков! –
На Божий свет всего оставят пару,
В спирту, горбатых русских мужиков.

В кунсткамеру заходишь возле тракта:
«Ах, русских жаль, да выродились как-то!
Уж сколь за них поляки ни дрались,
Да больно осетриной зажрались!»

…Поверим сим словам проникновенным?
Из пол-России сделав антрекот,
Шеф-поваром являлся Пётр отменным.
Рабочий материал… рабочий скот…

             * * *

Дам берковец[81] за фунт! Пустой нагрузкой
Не утомляй мозги, воитель русский:
Кто во главе колонн в поход пойдёт,
Тех благодарность царская найдёт!



Мы в Шеине талантов не открыли;
Вишь, вырос парень в северной глуши.
Хоть званием они на равных были,
Умишком Шеин ниже Чан Кайши[82].

Стрельцов рассеяв, зря сей знатный воин
В столице ждал царя и был спокоен.
Хоть политесом не владела мать,
Политику потребно понимать!

Такое ж – в жизни раз, счастливый случай,
Как ворогу на голову кирпич:
Раз следствие идёт, до общей кучи
Помочь царю постылую постричь,

Супругу оболгать. Забудь терзанья;
Тут главное – составить показанья,
Да после мужиков ломать и гнуть!
И крестик уж поставит кто-нибудь.

А Софьюшку до кельи не проводишь?
Иль ей – от Санта Клауса носок?!
Напрасно философию разводишь,
Что толку прятать голову в песок –

Торчит брада, и всё иное тоже,
Оно в песке и неудобно роже;
А вдруг какой проказник закричит:
«Гляди-кось, шея Шеина торчит!»

Забудь о том, сколь важная ты птица;
Царю служить – не перл един клевать.
Хороший врачеватель не боится
Дерьмо страдальцам с кобчиков смывать!

Присел бы, посчитал всё по науке:
Снести голов – семьсот четыре штуки,
Ведро ноздрей, пятьсот ушей под нож.
А остальных – уж ладно, на правёж[83]!

               *

          Пётр – Шеину

– Ты, вправду, белены объелся сдуру?!
Спросонок этак мало порешил?
Иль злостно разъяряешь мне натуру?
В день встречи подразнить царя решил!?

          Шеин

– Льзя ль глупым овцам отвечать за волка?
Кто виноват – тот найден, не иголка;
Я с измальства монархов не дразнил,
Верёвки нет – зачинщиков казнил.

Не бойся, всё дознали. Как старались!
Всех вывел, хоть наскрозь меня ударь!
И ныне невиновные остались;
Взаправду – непричастны, государь.

          Пётр

– Не лили кровь царя, и тем несчастны!
Казнил лишь тех, которые причастны? –
А кто ж теперь расскажет про сестру!?
Я шкуру с самого с тебя сдеру!! [84]

          Меншиков

– Мин херц! надрать бы уши – способ верный.
Гляди – отрепье, государю врёт!
Хоть он генералиссимус и скверный,
Коль ты расстроен – он и сам умрёт,

Вот сей же час, как верная собака.
А ну, злодей, прими-ка позу рака!
Мин херц, с разбегу, туфлей – прямо в зад!
Ну, как Пеле! Глянь, Шеин тоже рад…

Давай «сухим листом» ещё ударим!
«Девятка!» (…Лёш, ты вечером зайди.
За вас мне изъясняться с государем –
Бесплодное томление в груди!)

          Пётр

– Философ... Тех бы на кол! – Дали маху…
Короче! Невиновных – всех на плаху…
Да ладно, извинения потом…
И этих, непричастных, – бить кнутом!

…И взрослым детский ужас так реален!
Планида! У монарха – свой букварь.
Грех близок. Человек не идеален,
Хоть сам – отец, и лучший государь.

Нельзя сказать – жестоким уродили;
Второй был бунт, едва уговорили
Указ о Шакловитом подписать. [85]
Смотри, как развернулся! Чудеса…



На первый лист я в каждую из азбук
Вписал бы, чтобы знали наперёд:
Терпение царя – как грозный Айсберг;
Перевернётся – многих зашибёт!

               *

Уж не скажу, чтоб «Шаттл» или «Фау»,
Но государь привёз нам ноу-хау:
В Европе рубят рёбра кораблям,
А шеи, что ж – стрельцам, – и королям[86]!

Да, власть скучна; иное только дело,
Скажу вам без художеств и прикрас,
Отчёты Позвоночного отдела –
Разбойный, что ль, в правительстве приказ[87]?

Тут, вместо к иностранкам прислоняться,
И с топором не грех поупражняться;
Влекут, как театральные звонки,
Всех корабелов шейны позвонки.

Увидев плод трудов своих на блюде,
Мужчины не замедлят пошутить.
В такой отдел всегда найдутся люди!
Иные даже могут приплатить.

Ты что грустишь, любезный? Эй, не кисни!
Мы с этой тренировкой, только свистни,
Наполним кораблями водоём.
И полстраны к галерам прикуём!

               *

                У меня с подругой Клавкой
                Общий милый – как тут быть?
                Вишь, нашёл топор под лавкой,
                Станет головы рубить.

          Пётр

– Анюта! коли надо – вот чернила.
Тебя масштабность сделки потрясёт:
Ты более чем в триста оценила? –
Меняю, для начала, на шестьсот! [88]

Так по рукам? Не надо сдачи, что ты!
Мне этот мальчик нужен для работы.
Ты знаешь – на Руси теперь пора,
Когда в большом почёте мастера!




[80] Едва приехав в Москву из поездки за границу, Пётр, стыдившийся того, что за рубежом его подданных считали «крещёными медведями», приступил к «очеловечиванию» своих подданных на европейский лад. Лицам боярского и дворянского звания велено было носить «польское» платье и брить бороды. Царь самолично отстригал большими ножницами бороды недостаточно расторопным боярам.

[81] Берковец – старинная русская мера веса, равная 10 пудам (163,8 кг).

[82] Чан Кайши (1887–1975), глава (с 1927 г.) гоминьдановской администрации в Китае; на о-ве Тайвань с 1949 г. Генералиссимус.

[83] Правёж, в древнерусском судопроизводстве – битьё батогами (см. примечание 93) несостоятельного должника, как средство принуждения к уплате долга; вид телесного наказания, не предполагающий причинение серьёзных увечий.

[84] Историческая ситуация, в которой Пётр во гневе обрушился на А.С. Шеина, была несколько иного свойства: царь узнал, что в его отсутствие генералиссимус продавал армейские чины. Но Пётр был изрядно недоволен и тем обстоятельством, что в ходе дознания, проведённого Шеиным до прибытия царя из Великого посольства, достаточные для обвинения царевны Софьи результаты достигнуты не были, а зачинщики уже были казнены.

[85] Действительно, юноша-царь не был сторонником крутых мер в отношении Шакловитого и его подручных. Лишь благодаря настоятельным увещеваниям ближайшее окружение смогло добиться от Петра согласия на казнь заговорщиков.

[86] В Европе конца XVII века, которую посетил царь (в том числе немалое время проведя и в Англии), весьма свежи были воспоминания о низложении и казни английского короля Карла I Стюарта (1600–49).

[87] Разбойный приказ, центральное государственное учреждение XVI–XVII вв. в России. Ведал дознанием и судом по крупным уголовным делам.

[88] Всего в 1698–99 гг. было казнено 1182 участника Третьего стрелецкого бунта.