i
Обрюзгший человек в моём лице,
Луна завяла в жертвенном тельце,
Сквозь шторку — неба выцветшая пломба.
Парит в своём торжественном венце
Былая обессилевшая злоба.
ii
Царевна на болоте моет льны,
Сама себе выдумывает сны —
Тяжёлая и вещая как память,
И, руки простирая, до весны,
Отчаявшись тонуть, берётся таять.
iii
Когда бы, зацелованный тоской,
Я б не рыдал в своей пустой людской —
Тебе бы пел волшебною синицей…
Но я храню тебя под языком
Стихом, грехом, таблеткой с холодком…
И более не в силах шевелиться.
iv
Кто здесь играет нами как детьми,
Чужими оттого себе самим,
И прячется от совести в чуланчик…?
Безглазый страх дежурит за дверьми.
Укройся ночью, плечи обойми,
И милая к утру тебя оплачет.