В глазах зеленых отражались звезды. Полярная звезда, скрываемая облаками, синяя, мне неизвестная, за ветками деревьев. И на скамейку падал снег. И на ее ресницы. И на волосы. Первый снег последней осени по настоящему пушистый, а снежинка в капельке пролитого томатного сока шестым уголочком на серую землю настоящей сказкой, и на кленовом листочке узор морозный рисунок октябрьским вечером. Тот, что за час до сумерек. И все кажется иллюзорным. И подружка осень не та, что в небе, а рядом и зовут ее. Я думаю, что имя за рекой, где ветер, здесь его нет, где путь обратно и в никуда, а здесь холод дерева. Промокшие кружева трусиков, что утром одевала. И не пора ли идти? С жестянкой напитка в руках, с коробочкой сока в пальцах, похрустывая. А лужи воду на ботинки, на туфельки. Сквозь раны на льду. В магазинчике батон в холод пакета, колбасу в пустоту пластика, зелень петрушки и красность помидоров, укрытая снегом, если я не буду сжимать края. Светофор – глаз желтый. Направо сгоревший кинотеатр, направо – особняк, скучающий по смерти. Мужик на скамейке, телефон в руке. «Ты понимаешь, свобода», - кричит он. Я забыл, что в твоем городе зона. На окраине, где дом с резными наличниками, с башенкой, клонящейся к земле. По мостику, а перед этим покурить, позвонить. По мостику, а река серая. И земля серая. Церковь, что любили мы и когда-то. И по дорогам. Прямо, налево, направо. Деревья склонились. Стадион. А кухне что-то такое в горшочке, в духовке. Давно ждет. И за столом, ломая хлеб руками, хватая крупные куски помидоров. Серая соль как ты любишь. Вечер за окном такой добрый.