Едва ли ждать приходится повтора
мифических чудес минувших эр,
но жуть не прочь сама вломиться в дверь,
коль страсть доводит душу до измора.
. . .
Ваятель и художник средних лет,
он был рабом стремленья к совершенству,
чтоб тысячу один оставив след
на лике КРАСОТЫ, прийти к блаженству.
Все видели вокруг в его лице
бессрочной одержимости приметы.
Забросил всё побочное. Лишь цель
манила – позавидуют аскеты!
Искатель КРАСОТЫ немало ТРОП
ТВОРЕНЬЯ исходил. В мозгах – просветы.
Он у Природы мрамор занял, чтоб
деяньем рук своих отдать проценты.
Он не напрасно в пробах перевёл
вагоны глыб и малые прицепы.
Средь мастеров он слыл как первый вол,
нашедший трудолюбия рецепты.
Собрал он воедино все черты
не женщины земной, а идеала.
Любуясь, раскрывали люди рты.
Сомлев, дар речи публика теряла.
Навесив меж мечтой и явью мост
и гения в себе границы зная,
богиню под земной ваял он рост,
чтоб виделась отчасти, как земная.
Шлифованная статуя в глазах
ценителей предстала запредельной:
«Какое совершенство и размах
в подаче наготы! И не бордельной»!
Терпению жены пришёл предел.
Ей боком вышла мужнина затея:
супруг к ней совершенно охладел,
вообразив, что камень – Галатея!
Супруге объявил он, что дорос
уже до пониманья высшей грани...
Часами гений хаживал кругами,
своим любуясь детищем до слёз.
При вое ветра и при шуме ливня,
далёк от быта, мира иль вражды,
на статую смотрел он непрерывно,
порой шепча: «Любовь моя – лишь ты»!
Достоинства сей каменной богини
едва ли умаляла и жена.
Но идолу свои мольбы и гимны,
подобно мужу, петь могла ль она?!
Что к ласкам, что к её увещеваньям,
всё чаще оставался крайне глух
к «другой» переметнувшийся супруг.
Жена вела борьбу за выживанье,
решив, что наступил их браку швах…
...Во всём великолепье чудо-стана
богиня соскользнула с пьедестала –
вполне земным был блеск в её глазах!
От радости едва не задохнувшись,
лобзанием боги’ни был спасён,
а если и остался в сердце ужас,
то лишь от мысли, что всё это – сон.
Поздней он, обсуждая с ней оттенки
нарядов, ей дарил любой фасон.
... Проснулся он от грохота за стенкой
и чуть не разрыдался: всё же сон!
Магические трюки были тщетны,
а он ведь посвятил им целый год,
забросив всё, отдавшись беззаветно
попыткам оживи’ть её! И вот...
Не жизнь, а – горе... Не любовь, а – лихо...
Он встал. А где жена? Альков пустой...
За стенкой – тихо. Даже сли’шком тихо!
Стремглав он добежал до мастерской
и… замер на пороге, холодея...
Лежала на полу его жена.
У мёртвой в кулаке – топор. Она
им вооружена! А Галатея…
творение его... пуст пьедестал!
Зато с женою рядом в грозной позе –
с трудом узнал он мраморный сей стан –
с его женой, не вдруг почившей в бозе,
лежал впритык – неузнаваем – идол!
Откуда в лике я’рости черты?!
Какой потусторонней силой придан
сей вид чертам небесной красоты?!
Он обмочил бы брюки, если б брюки
успел надеть. Застыла в жилах кровь!
Свои сомкнула каменные руки
на шее у жены... его Любовь!