Темные дворы, глухие улицы – разум заперт в городе, словно в темнице,
И убийцей тихо крадется к горлу память, пророчит неизбежность воспоминаний,
В которых еще живы все времена года. В которых, постоянно, изменялась погода,
И шел дождь, и светило солнце, и мы были вдвоем – в мир влюбленные –
Странные дети с взглядами прощения, там не было печалей и огорчения,
Там были сотни рук и тысячи глаз. Там все вокруг пело и дышало для нас.
Но почему теперь я чувствую лишь горечь? Почему меня душит этот темный город?
Он стал обезличен, и крайне неприятен, на земле теперь не счесть кровавых пятен.
У маленькой девочки есть кармашек, этот кармашек в красный цвет окрашен.
Камешки-камешки, звенья одной цепи, если подыхать, то только во имя любви.
У маленькой девочки есть кармашек, становится страшно, девочке страшно,
Камешки вниз и камешки вверх – маленькая девочка ждет фейерверка.
Несколько мгновений назад звучала музыка, каждому садилась на плечо муза,
Грустно, что теперь мозга промыванию стали уделять куда больше внимания.
Все стали ненавидеть любые отклонения, у всех на устах лишь злость и раздражение.
Нет веры в мечту, ибо она послана, в край, где уже все давным-давно просрано.
Цепи на руки, венцы на головы – это образ нового, поколения голого,
Которое не знает, куда оно катится, но есть свыше план – от него не избавиться.
И все вокруг твердят – Мы делаем одно дело! Какое к черту дело? Мы обводим мелом
Места, где будут трупы чужих и неугодных. Но с пеной у рта вы орете – «Мы свободны!
У нас свобода слова, у нас свободный выбор!» Да – пиво, диван и телевизор,
Мертвые в гробах гниют медленнее нас, а мы – NEXT, мы выбираем кокаиновый джаз.
Мелодии крадем у тех, кто на том свете, всю небрежность текста вливаем детям,
С тупыми взглядами, они ищут слова, но гламурным дерьмом забита их голова.
И потому поколение «Ню» скоро сдохнет, поколение «Ня» выпрыгивает в окна,
Поколение «Чо» захлебнется кровью, поколение «Хой» займется любовью.
Это вовсе не Ад, это большая помойка, среди куч которой продолжается стройка,
Тройка ликов сияющих сменилась парой, это теперь модно, благодаря ПиАру.
Так же как модно говорить по-японски, и представлять себя стильным подонком,
Или считать свой зад самурайским, но все чаще ссут и за хозяев не умирают.
Где же все эти любители востока, когда нужно зуб за зуб и око за око,
И когда самоубийством очищается честь, никто старается в это не лезть.
Все оставить как есть, уповая на погоду, на давление, проблемы и стабильность завода.
На достаток и тепло, на спокойное пьянство, на детей-идиотов и постоянство,
Что влечет к себе и уже не отпускает, в то время как другие сбиваются в стаи,
Скалят зубы и идут диким маршем по тропам, чтобы однажды забраться в дом к вам,
Уничтожить благо, уничтожить надежды, повернуть все вспять и сделать как прежде –
Когда за преступление отрубали руки, это для них есть весомость науки.
А мой город умирает под натиском тлена, ему уже не выбраться из вечного плена,
Постепенно стали мы с тобой не похожи, и теперь шансы встретиться вновь ничтожны,
Под кожей ползают могильные черви, Судьба кидает пики – не червы,
И джокер смеется, странно и гадко, наше будущее просто отвратно.
Пустыня выжженных интимных желаний, поздно уже искать оправдания,
Боги ушли, им не нужно племя, которое в гниль превратится со временем.
Можно просто смеяться, а можно не верить, можно закрыть все окна и двери,
Но зверь уже водит носом в тумане, он чувствует - скоро конец настанет.
И предстанет пред нами в истинном лике – осиянный светом ламп и сердоликов,
Протянет ладонь, уничтожит пространство – кому теперь нужно постоянство?..