Сборник стихов
«Моя Россия»
Пётр Серафимович Кузнецов родился в Сибири 30 декабря 1939 года в семье ссыльных.
В 1957 году, после реабилитации вернулся на Урал, где в г. Троицк закончил железнодорожное училище. Работал помощником машиниста паровоза, был призван в армию. После службы окончил техникум, работал на разных должностях, начинал с рабочего, техника, до инженера. Жил в г. Челябинске, Харькове, в Крыму. В настоящее время находится на заслуженном отдыхе, проживает в г. Горячий Ключ Краснодарского края по ул. Ленина, дом 213, кв. 46. т. 8 918 990 63 90.
Стихи П. Кузнецова можно найти на сайте: www.stihi.ru страница автора Татьяна Плешакова. На этой же странице, в книге «Кубань. Горячий Ключ» Вы можете ознакомиться с творчеством поэтов г. Горячий Ключ и посмотреть «Альманахи», которые выпускает ЛИТО «Горячий Ключ».
В тринадцать лет
О тебе я стихов не писал
И цветов никогда не дарил,
А стыдливо и робко страдал,
А безмолвно и крепко любил.
Ты же зорькою ясной была,
Тёплой звёздочкой свет твой светил,
И когда в безвозвратность ушла,
Я Тебя навсегда позабыл.
Ой, как рано ты это сказала,
Как же поздно всё стало сейчас.
Ты наивно, любя обещала:
«Я к тебе приду, приеду в заветный час».
Но за то, что так долго молчал,
То, что в сердце незримо носил,
То, что было началом начал,
Я прощенье давно попросил.
Не за то, что так память светла.
Не за то, что цветов не дарил.
А за то, что ты в вечность ушла,
А за то, что тебя не забыл.
Багратион
Узнали все, что есть Саакашвили,
Но знают все, что был Багратион.
Потомки это имя не забыли,
Он с Грузией и славой обручен.
В историю войдёт Саакашвили
Но только будет жалок и смешон,
Когда Цхинвали в августе бомбили,
Средь осетин стоял Багратион.
Нет, не забудут Вас Саакашвили,
Пусть совестью он будет обличен.
За подлость, что вчера вы сотворили,
Просил прощенья князь Багратион.
Такое даже не могло присниться.
За варварски расстрелянный народ
Могла ли Русь смолчать и не вступиться
Не дав им кров, надежду и оплот.
Да, есть Господь и Божие признанья.
На чуждое не надо уповать.
Есть у России, есть одно призванье
Всем по-славянски руку подавать.
Старому товарищу
Трое нас за ужином мужчин.
Это же, как минимум, застолье.
Разжигайся дружеский камин,
Разгорайся с радостью и болью.
Как не часты эти вечера,
И скажу тебе, дружище, прямо –
Хорошо, что ты ещё вчера
Пригласил к себе Омар Хайяма.
Хорошо, хоть изредка встречаться,
Пусть Омар сегодня не молчит.
Он-то, ведь, постарше нас признаться,
И совсем неплохо говорит.
Пошутить, припомнить, посмеяться,
В истину, как в небо заглянуть.
Да ещё и тем не огорчаться,
Что прошло, что больше не вернуть.
Ох, как много нынче нужно вспомнить,
Как немало надо позабыть.
И стаканы «за друзей» наполнить,
И врагов своих благословить.
Это по душе Омар Хайяму,
Он стихами сердце отогрел,
Вот и ты не выглядишь упрямым,
Да и я не так уж резко смел.
Только вот, как встарь, великодушен
И готов простить весь белый свет,
Ничего, что мой стакан осушен,
Что другого нынче рядом нет.
Ты ведь сам немножечко бродяга,
Так давай попробуем втроём
Близкие нам склоны Аю-Дага,
Как когда-то в юности пройдём.
Угольки покрылись уж золою.
Догорает добрый наш камин.
Нас уже сегодня только трое.
А когда останется один?
***
Эх, берёзы, берёзы,
Отголоски России.
В низ весенние слёзы,
В них распятость Мессии.
Ветви ветром колышат.
Лист роняют последний,
Словно вечностью дышат,
Да подвижностью теней.
И хранит безучастье
Лёгкий трепет волненья.
Я иду, как к причастью
По алее осенней.
Эх, берёзы, берёзы,
Белоствольная грусть.
Вдохновенье и проза –
Словно девичья грудь.
В этой белой купели
Обреченно желтея
Тихо листья летели
Золотяся и тлея.
Что ж красивей, чем это.
Сколько красок ещё у творца?
Осень, осень – прощание лета
Неизбежность начала конца.
***
Мглится небо, сыплет звёзды,
А они не иссякают.
Словно это дни и годы
В чью-то россыпь улетают.
Только месяц смотрит льдинкой
И молчит, но что-то знает.
Боже мой! Он четвертинкой
Сердце мне не согревает.
Эта млечная бездонность.
Этой музыки беззвучность,
Торжество, покой, покорность
И любовь, и неразлучность.
В тишине февральской ночи.
Что же, что же в ней такое?
Ни понять её, нет мочи,
Не объять её покоя.
У иконы Божьей Матери «Державная»
Нет, славянину в НАТО не прижиться,
Ему и смерть с народом не страшна,
Он прост душой, но можно им гордиться,
Когда в войне, в беде его страна.
Европу и Азию объединять,
А не кичиться силою своей.
Вот и так Россию надо понимать.
Враги, спросите у её друзей.
Когда же инородною рукою,
Но себя нещадно убивала,
Вы радовались, стоя за спиною
Божьего, славянского начала.
И, чтоб своих корней не потерять,
Ей Божья Матерь, со святой водой,
Дала покров, одела в благодать,
Благословив, с молитвой не земной.
Вот где сейчас и Скипетр, Держава
И мы за это, знаем всей душой,
С верою восстанет Русь и слава,
Забьёт родник священною водой.
Перед её иконою «Державной»
Стою я с неприкрытой головой,
За много лет, судьбы её опальной,
И разделённой с нашею судьбой.
***
Я не люблю, когда в пол оборота.
Ещё тошней, когда уже спиной.
Мне говорят, что ты для нас никто-то,
Что ты не тот, никто и никакой.
Когда стыдясь своего же поступка,
С хорошей миной, при плохой игре,
Другие в душу просятся без стука,
Закрыв лицо, закутавшись в чадре.
Когда слова безжалостно швыряя,
Кидают их, как пепел за порог –
Я не люблю, когда строку читая,
Она понятней только между строк.
Ещё когда за нашим общим счастьем
Весь мир хотят поднять и повести -
Я не люблю, когда мне лгут с объятьем,
И говорят, при этом: «Ну, прости».
Я не люблю, когда распознаётся
Всё то, что лучше было и не знать.
Но я люблю, когда не отречется
И тот, кто руку мог бы не подать.
***
Давай присядем, выпьем кружку пива
За женщину, которая ушла.
Чтоб уходя, она ушла красиво,
Да, чтоб быльём в былое проросла.
Коль в этом мире всё непостоянно,
Так стоит ли держаться, иль жалеть.
Вот, всходит солнце вечное туманно,
И утро начинает розоветь.
Вот снова день, и снова время лечит,
Пускай уйдёт, кто должен уходить,
Придёт другой и даже не заметит,
Что ты забыл, а что не смог забыть.
Давай присядем, выпьем кружку пива,
Да чтоб никто не видел мокрых глаз.
За тех, кто верно, долго, терпеливо
За что-то всё же, молча любит нас.
***
Поговори со мной, поговори.
Побудь одной минутой откровенья –
О радости от зорьки до зари,
О горести, о боли униженья.
Поговори, чтоб только не молчалось,
Чтоб сердце не твердело холодком,
А где-то там, в жилетку затерялось,
Свернувшись крепко, накрепко клубком.
Но я забыл, забыл одно отличье,
Которое давно уже сроднило нас,
Где миг любви и море безразличья
Без ласки, без обмана, без прикрас.
***
Молчат таинственные сроки,
Влекут ничтожные дела.
Россия, где твои пророки?
Твой дух, твои колокола?
Он за столетье обезбожен,
Цинично и наверняка.
Но «на известку колоколен»
Вот снова «крестится рука».
И брезжит робость раскаянья
В узор тернового венца,
Где слышен ропот покаянья
О всепрощении Творца.
Горькая шутка
Да сколько же быть человеком!
Считать, продавать, покупать,
Работать, страдать, да при этом,
Тебя и себя понимать?!
Как хочется стать вездесущей
Дворнягой домашней, простой.
Ответа на ласки не ждущей
И бескорыстной такой…
В огонь не смогу, только в воду,
И палку в зубах принесу.
Ты знаешь, в любую погоду,
Как и положено псу.
Не видеть нахмуренность взгляда
И водку от горя не пить.
Для счастья-то много ли надо:
«Поверить, простить, полюбить».
***
Я шел не раз опасными путями
И чудом бед немало обходил,
А это мать вела меня словами:
«Храни его, Архангел, Михаил».
А это, ведь, её благословенье
Меня хранило, может, берегло.
И было велико её веленье,
И благостным Архангела Крыло.
Теперь же, вот, в минуту озаренья
Я понял всё и тихо повторил:
«Какие б не постигли огорченья,
Храни меня, Архангел Михаил».
И сам её, с молитвой провожая,
В объятия покоя и светил,
Что попрошу я, голову, склоняя,
«Найди её, Архангел Михаил».
Метель
Падают в светлую мутность снежинки,
Служат вечернюю службу свою.
Нет уж дороги, не видно тропинки,
Времени нет уж в метельном краю.
Только покой, тишина, необычность.
Нет и названья уже ничему.
Тайная ласка, глухая безличность –
Хочется долго в ней быть одному.
Это всего лишь простое мгновенье,
Мартовской тучки обычный каприз.
Снова дорога, поспешность, движенье.
Снова такая привычная жизнь.
***
Что стихи? Значенья не имеют,
Как весенний тают ветерок,
Но они, забытые согреют,
Как ещё согреют, через срок…
Ох, как долго будет и тревожно
Сниться ласка позабытых рук.
И тогда ты скажешь: «Если можно,
Хорошо бы было без разлук».
И поймёшь, какая это ценность.
Заглянув в промотанную даль,
Не приснится, не встревожит нежность
Карих глаз понятная печаль.
Что стихи, то музыка разлуки,
Можно их забыть или сберечь,
Как и наши, вспомни, наши руки,
Пролетевших, промелькнувших встреч.
Судьба
Что страшиться Судьбы загадочной?..
Здесь у каждого свой билет.
Ты сегодня в одежде праздничной,
Завтра – в будничную одет.
То ли скорым поедешь поездом,
То ли кляча, да дряхлый воз…
Может сытым быть или голым
Попадёшь на крутой мороз.
То ли с милым сейчас обвенчана,
То ль с разлукой постылых дней –
Ничего-то в ней нет и вечного,
Постоянного нету в ней.
***
Мне слышится музыка снова
Какой непонятный астрал…
Зачем же под грубое слово
Я снова и снова попал?
Какая постыдная слабость!
Какой непрерывный урок,
Как чутка ранимая радость,
Как кто-то привычно жесток…
И в эти слепые объятья
Зачем же опять и опять,
Как будто на крест и распятья
Всё сердце и жизнь отдавать.
Вновь чудится запах сирени,
И жажда весенних полей.
Как хочется встать на колени
За вечность Божественных дней.
Русь
Нет, родилась она не из колготок,
Не в колыбели нянчили её.
О, сколько в ней полей, высот, высоток,
Куда на бой слетелось вороньё.
Да, всё уж неужели позабыто:
Бородино, поле Куликово,
Где столь сынов России перебито,
Сколь легло без Божьего покрова?
Так неужель, вот этих, безымянных,
За нас ушедших, мы забыть должны?
Что на полях далёких и бескрайних
Уже давно, давно погребены.
Передо мною поле Куликово
И, может, говорю не первый раз,
Что жизнь отдать за Родину не ново,
Но это помнить заставляет нас.
Я вижу Сергия с благословеньем,
Что Дмитрию Донскому он даёт.
Ослаби с Персветом со смиреньем,
На руки меч пред битвою кладёт.
Я вижу Бородинское сраженье.
Огонь, пожар не сдавшейся Москвы.
Фашистского фельдмаршала плененье
Сапун-горы оставленные рвы.
Колыбелью были тяжкие года,
Где берёзок верность и страданье
Останется с Россиею всегда.
Венец их белый – белое сиянье.
Шутка «Комары»
Боже мой, я с вечера сердился
На кого ж я руку поднимал?
Ведь, на утро чуть не прослезился.
Надо же родства не распознал.
Все они уже с моею кровью,
Я от счастья просто занемог.
Как они подсели к изголовью,
Как они скромнеют возле ног.
Ну куда же мне единокровных,
Ну куда, скажите, мне их деть?
Вот таких доверчивых и скромных,
Что уже не в силах улететь.
(напились)
***
А ночью ветер юго-Западный
Тревожит дом мой за окном.
То голос слышится мечтательный,
То ближний стук, то дальний гром.
То приглашенья на раздолье,
На волю вольную пойти,
В пустом и зябком чистом поле,
Да на полуночном пути.
Я не пойду, огонь в камине
Ещё горит, не прогорел,
А тишина за окном стынет,
И дальний путь не посветлел.
Пусть ветер дует Юго-Западный,
Пускай огонь в печи горит,
И чей-то голос замечательный
Со мной о вечном говорит.
***
Что-то не спиться мне ночью безлунною,
Что-то тревожит и сон, и покой,
Будто бы встретился снова я с юною,
Чистой и вечной своею душой.
Нет, не мечтал я об этом свидании.
Господа Бога о нём не молил,
В этом тревожно-безлунном сиянии
Нет ничего не жалел не просил.
Вот оно поле цветами расцвечено,
Желтые лютики, солнца полны.
Берег Оби, тальниками повенчанный,
Ласковый шелест, чуть слышной воды.
Вот оно детство и мать молодая.
Вольно пасётся табун лошадей.
Что же, спасибо, душа дорогая,
За светлую память минувших дней.
Старый альбом
Я листаю страницы альбома,
Прикасаясь к далёким годам,
Будто где-то, у отчего дома,
Входишь тихо в заброшенный храм.
Улетевшие ветром страницы
Отшумевших когда-то времён,
В сердце что-то незримо таится,
И светлеет невольный поклон.
Как по-русски мила мне Отчизна,
Что умом никогда не понять.
Здесь и свадьба, рожденье и тризна,
Здесь и детство, и юность, и мать.
Тут застыли минуты мгновений,
До боли родные, мне лица:
Вот мальчишки, поры довоенной,
Девчоночки в платьях из ситца.
Этот мальчик Советским солдатом
Под Кенигсбергом - будет убит,
А отец его, в тридцать девятом,
В миллионном Гулаге повит.
Снимок ещё до Японской войны.
Казацкая сотня с Урала,
Как далеко от родной стороны
Гражданская их раскидала.
Я листаю страницы альбома,
Прикасаясь к далёким годам,
Словно где-то, у отчего дома,
Входишь тихо в заброшенный храм.
Сестре
Приехав к сестре, я читаю стихи,
«О, патриот»! Ты на это сказала.
Слова, как оценка, ну, чем же плохи,
Как я богат, разве этого мало?!
Пасынком в прошлые годы родился
И в этом, наверное, доля моя,
Сердцем, умом и душой напросился
Я к матери кровной попасть в сыновья.
Тебе ли не знать, да ты ль не видала
И колхозной работы, и трудодней.
Ты же на ссылку ребёнком попала,
И даже не знаю, как выжила в ней.
Приехав к сестре, стихи ей читаю,
«Да, ты патриот!» мне сказала она.
Знаешь, сестра, я тебя понимаю
В словах этих боль и обида видна…
***
… «Дай, Джим, на счастье лапу мне»
С. Есенин
Бестолковый, ты, бестолковый.
Весёлый и уши торчком.
Резвишь, полукровок дворовый,
Да вертишься, крутишь хвостом.
И лезешь, нет мочи лизаться,
В объятья бросаешься, вдруг.
Я знаю, ты хочешь признаться,
Что верный и преданный друг.
Ведь, много тебе и не надо.
За эту, за преданность глаз –
Какая ещё есть награда,
Какая ответность от нас?
А люди, быть может, и плачут,
А может, легко им с тобой.
Не знаешь ты цены собачей,
Не знаешь и цены людской.
***
Не спрошу я у Вас, моё высочество,
(Бесконечный быт и суета),
А уйду сейчас от одиночества
В заповедно юные места.
Где такие, ждут меня надежные
Люди и гитара, и костёр,
И цветы, и травы придорожные,
И лесной, задумчивый простор.
Подышать здесь воздухом доверчества
И сказать: «Как сладок этот дым»!
Где б согрело нас ещё Отечество
Взглядом своим каре-голубым?
Пускай изгиб, чарующий и робкий,
Струнами гитары пропоёт,
А вместе с ней, забытый и далёкий
Может в чьём-то сердце оживёт.
***
Мы широки душой, а «береги»,
Как будто слово стало непонятно.
Пусть продали Аляску за долги,
Крым – отдали, его не взять обратно.
А Севастополь, город Русской Славы,
Воспетый в песнях, прославленный в стихах,
У какой простились мы заставы
Пал ли ты давно? И пал, в каких боях?
Есть памятник погибшим кораблям.
А кто же Крыму памятник поставил?
Пускай упрёком это будет нам
Игры без чести, совести и правил.
К Турецким не езжайте берегам,
Чтоб цену знать истории и плату –
Погибшим поклонитесь морякам
И честь отдайте павшему солдату.
Отзвук романса
«Только раз бывает в жизни встреча»
И её уже не повторить.
Руки на мои ложились плечи,
Их тепло, тепло нельзя забыть.
Только что же в сердце всколыхнётся
На кокой-то, на короткий миг?
Будто где-то, где-то рядом льётся
Голубой и ласковый родник.
«Только раз бывает в жизни встреча».
Боже мой, как просто и легко.
Мы с тобой сегодня, в этот вечер
Очень близко, очень далеко…
Может быть, совсем не зря поётся,
Чтобы знать и вновь не повторить,
Если так легко и часто рвётся
«Только раз с судьбою рвётся нить».
Воспоминание
От избытка сердца говорят уста.
Может даже ты и не хотела.
Все-таки сказала, сразу пустота
Между нами тенью пролетела.
Нет, не продлить уже очарованья
Черёмухи застенчивый туман.
О, как реальны жесткие признанья
Надежд и ласк несбывшийся обман.
Ну что ж, пускай, обманчивы минуты,
Но сколько дней дано им заменить,
Да, их шаги в иллюзию обуты,
Которую не хочется забыть.
Потом пойдут привычной чередою,
Но уже совсем другие годы,
Мы не враги, и не друзья с тобою,
Мы теперь заложники свободы.
Ответ почитателям Грабового и Мегре
Пошлость в маске благородства
Так смогла невежество пленять.
Безудержное уродство,
Словно святость стала принимать.
Ну что ж, воистину сказать,
Что дан на волю белый свет нам,
Чтоб научиться отличать
И правду скрытую обманом.
Давал концерт заезжий бард.
Гитара звуки надрывала.
Он весел был, чему-то рад,
Лишь мысль отсутственно молчала.
Вновь Мегре пахнуло затхло.
Зазеркальем где-то в небесах.
Горько слушал я, устало,
И звенело в сердце, как в ушах.
Мегре – масонская вуаль.
Обман без совести и чести,
Мне вас, обманутых, не жаль
Ни порознь каждого, ни вместе.
Вам предков стыдно поминать,
Слащавой песенкой умылись.
Вы корни стали отвергать,
В ветвях запутавшись – ошиблись.
Вам дан Бог – Апостасия,
И храм не нужен православный.
Зачем же вам тогда Россия?
Зачем орёл её двуглавый?
Битва в поле Куликовом?
Этого масонам не понять,
А живя по их канонам,
Вам на Русь святую – наплевать.
Божий храм давно уже построен.
В нём горит свеча у алтаря.
Без опошленных канонов
Вашего пророка и царя.
***
Наш парусник так накренился,
Черпает воду бортами.
На что ж нынче ветер взъярился
Над морем и над парусами?
Солёные брызги срывая
С шипящей вершины волны.
Без милости гладь роковая,
Мираж или явь или сны.
А хочется сердцу покоя
И ласки спокойного дня.
Я верю, что есть и такое,
И ждёт оно где-то меня.
Уж руки на вёслах устали,
А ветер сильней и сильней.
О, сколько же нам обещали
Грядущих безоблачных дней!
И все же не надо сдаваться,
Рук опускать не пристало.
Наш парусник должен добраться
До гавани и до причала.
Моя Сибирь
От ласкающей взгляд светотени,
Лёгким вздохом, струится поклон
Колокольчиков, цвета сирени,
Тысячелистника светит бутон.
Вот июнь. Зацветающий клевер.
И созрела трава для покоса.
А мне видится дальний мой Север,
Гладь Оби у песчаного плёса.
Где-то там, далеко от Кубани,
Тоже птахи, как божье дыханье,
Славят жизнь в утренюещей рани
И свободу, простор и мечтанья.
Эта вечная робкая ценность
Всё тревожит мне сердце волненьем.
И, Отчизны родной, бесконечность
Обдаёт своим тёплым виденьем.
Где-то там, далеко от Кубани –
Заливные луга у приобья.
Это Русь – приоткрытые ставни
Светлых окон её плодородья.
Заливные луга у приобья,
И колхозных покосов забота,
А, ведь кто-то смотрел исподлобья
В эти капли крестьянского пота.
Ощущал себя ветвью засохшей.
Без вины и причины отпавшей,
Узнавая про класс «вредоносный»,
Как давалось в истории нашей.
***
А только вчера ещё солнце светило,
Сияла небес глубина.
Какую-то скромность и тайну хранила
Упавших снегов белизна.
Слепило в глазах, и молчала беспечность
Деревьев под снежной фатой:
Казалось, как будто, им целую вечность
Блистать вот такой красотой.
Бежит электричка. Дороги России
За окнами ранняя рань.
Рассвет занимается свежестью синей:
Поля, перелески, Кубань.
Вот снова подуло, повеяло мглою.
Подёрнулась дымкою даль.
Опять забуранился снежной каймою
Февраль разыгрался, февраль.
Но где б я не ехал, куда бы дороги
Меня ни несли, ни вели,
Я сердцем, всем сердцем склоняюсь я в ноги
Просторам родимой земли.
***
Всё: свечи горят, горят и мерцают
«Вечная память и вечный покой»
Великим постом Руси поминают,
Помня о Родине нашей святой.
Сколько их было далёких и близких?
«Вечная память и вечный покой»
Только не будет безлико-забытых,
Ставших сейчас поминальной свечой.
Тихо катИтся слеза очищенья
За православную веру свою,
Просится в сердце молитва прощенья.
Я перед Богом её не таю.
Вот и стоим мы и головы клоним
За наших усопших, будто живых.
Я признаюсь, что мы верим и помним.
Звон колокольный в России не стих.
***
Ветер сегодня раздулся на поле.
Средь неуютных, озябших равнин.
Под небом, один он, один и на воле,
В гневе и в ласке он тоже один.
То прикоснётся к щеке безмятежно,
То замахнётся, ударит сплеча
Или погладит доверчиво-нежно,
На ухо что-то с любовью шепча.
Иль в беспокойстве тревожно стучится
Ночью, покоя не зная себе.
То ли он к Богу с прощеньем стремится,
Спорит ли с миром, в извечной борьбе.
Как торжествует его беспредельность.
Как безразлична к людской суете.
Это играет орган в бесконечность,
Где-то играет орган в высоте.
Баллада о ссыльных
Подсолнухи стоят, отяжелело,
Грустит камыш, и убран хлеб с полей,
А это значит, лето пролетело,
И в небе машут строчки журавлей.
Цикорий смотрит синими глазами,
В такую же безоблачную синь.
Вспоминаю я забытыми стихами,
Степной ковыль и горькую полынь.
Пряный запах цветного разнотравья.
Глянец рек в тенистых берегах.
Степи, степи, седого Предуралья.
Да светлый дым на дальних облаках.
И вот Сибирь с болотными лесам.
Долгою, безжалостной зимой.
Коротким летом, злыми комарами,
Широкой Обью, с светлой желтизной.
Где я рождён с душою славянина,
Любить, страдая, помнить и прощать.
И пращуров, с признательностью сына,
По совести и долгу поминать.
Теперь, живя на этом белом свете,
Чтоб памяти отцов не предавать
Я, может быть, пред Господом в ответе,
За них - их правду людям рассказать.
Не набег монгол я вижу, не погром.
Власть сама нашествие вскормила,
Родина – сослав, потухшим очагам,
Молча, их в чужбину проводила.
И казацкий плакал на морозе конь.
Со слезой о загородку бился.
Как хозяин, был защитником и он,
По-казацки с ним и распростился.
Этапом их, с нательными крестами,
Угнали дальше земли обживать.
В лесах тайги с корчеванными пнями,
От голода опухнув – умирать.
И все-таки они не понимали
За что им дан, «отсталый элемент»
За что их так прилюдно обобрали,
Лишивши прав на долгих тридцать лет.
А знали ли они, что есть В.К.П.(б)?
Что с того семнадцатого года,
В им непонятной классовой борьбе,
Дух расстреляли русского народа.
Я вам скажу, «безгрешные Витии»,
С каким же блеском, и в каких глазах,
Присвоив боль истерзанной России,
Гордитесь чем-то с идолом в руках.
Да, ждёт Россия, жаждет покаянья,
Ведь на границе Азии, тобой,
Убит и царь, в Ипатьевском изгнании,
Убит с семьёй, немилостной рукой.
Подсолнухи стоят, отяжелело.
Грустит камыш и убран хлеб с полей,
Прошла эпоха, время пролетело,
Как пролетают стаи журавлей.
Летят они свободно и красиво,
Летят туда, где Родина моя,
Где подневольно шли немилостиво
Твои, твои, Отчизна сыновья!
Моим словам не жить на полустанке.
Я гонорар признаньем получу.
И может так же утром, в позаранке,
Как и они под небо улечу…
Душа
Может быть в раздумчивом молчанье
Надо встать перед самим собой,
Попросить у Господа свиданья
Со своею собственной душой.
И узнать, в пространстве безграничном
Вот стоят, одна перед одной:
Ипостась земного безразличья
Вместе с тайной знанья неземной.