Да что тут ещё, право, понимать, -
Король - Светило - куртуазный пряник, -
Сколь сотен лет ещё его жевать,
Утробой ненасытимой желать,
Хватаясь за подол заморских нянек,
Держась за фалды бледных мудрецов,
Заглядывать во рты: что скажет нежить,
В искусстве сцены потеряв лицо,
Забыв, как звать того, кто был отцом,
Чей след ко проруби давно заснежен.
А речку прочно заковало льдом, -
Окою называли нашу Лету,
А покрасненье кожное - стыдом,
А снег на пепелище - это дом.
Стань в поле, кликни эха, жди ответа.
И будет время многое забыть,
И будет время многое припомнить:
Как обрезали пуповину - нить
Затем, чтоб солнцем - пряником вскормить
Заплесневелый, пересохший ломтик.
Довольно кукситься: бумаги в стол, и - в пляс,
Пускай набрякнут дождевые черви, -
Им будет уже вовсе не до нас,
Хлебнувших яду в развесёлый час, -
Как веселит он спутанные нервы.
Иль, может, на сердечную волну
Настроить старый радиоприёмник, -
Там доблестный «Варяг» идёт ко дну,
Там братцы тонут, там и я тону,
Там тянут песню с болью неуёмной.
Подкрякнем у динамика: У-р-р-а!
И сгинем под японскими волнами.
И, оживая, может быть, с утра,
Увидим, бреясь: в памяти - дыра
И плащаницы нет за валунами.
январь 1999