Папе
Все грехи – от любви.
Ночь мне смотрит в окно.
Всё, что было хорошего, всё –
бред, беспамятство, пьяный угар.
Всё, что в прошлом, – вина, от вины не уйти никуда.
Стала я королевой в стране Искривлённых Зеркал,
главным зеркалом для оскорбленья хороших вещей.
Как же вера и жизнь изменилась от дружбы моей!
Сколько много красивых мелодий, а форма одна:
это ржавый цилиндр, в цилиндре – железное – Я.
Открываются дырочки только, чтоб что-то схватить,
длинным щупальцем внутрь затащить, исказить,
обнажить этот ад изнутри:
О, вы знаете, как мы горим –
я и папа мой – в адских огнях.
Это зрелище для очень внимательных глаз,
чтоб они отшатнулись и в страхе бежали от нас.
Так бегите быстрей, от подобной бегите любви!
Чтобы я не смотрела на душу с кривой стороны.
Наваждение это мое – оно с той стороны,
из страны укреплённых во злобе подземных огней.
Я любое добро перейму, но по форме моей.
И гордыня взовьется, и вашу улыбку убьёт,
здесь жестокость смеётся, здесь суд бесконечный идёт
Здесь чужими слезами встают на пути небеса:
сделав больно, вздохнём и забудем о вас навсегда!
А потом улыбнемся и станем смеяться во тьму,
и заманим другого и руку протянем ему.
Это было сомненье, а будет – молчанье, так что ж?
Все равно первым сказанным словом окажется ложь.
Посмотрите, как было не страшно и как мы горим.
Нас река подмывает, а мы удержаться хотим.
Злые молнии всюду, мы будто по пояс в крови,
что-то громко кричим и большими глазами блестим!
Мы присоски откроем и к людям хорошим прильнём
и словами о боли греметь перед ними начнём.
Если мы вас полюбим – тогда вам уже не спастись,
потому что грехи от любви до небес разрослись.
Мы вас чушью потравим – о, как вы начнёте страдать!
Но на все разговоры ведь будете только молчать.
Как так можно – лишь Богу известно, Ему одному.
Но тогда, наконец, вам удастся понять что к чему.
Вы, лицо закрывая от слёз, захотите бежать,
но у нас сотни способов есть, чтобы вас удержать!
Вас, святых, изучили мы вдоль, а потом – поперёк.
Вас и жалость сковала, и долг вам дорогу пресёк.
А у нас нет понятий о дали благого всего.
Мы архангелу сможем шепнуть, что мы лучше него.
Ну и что? Всё спокойно, нам в волнах тоски хорошо.
Эта грязь не проступит прыщами на наше лицо.
Ковыряем в чужих недостатках, как пальцем в зубах.
В зазеркальную глубь направляем уверенный взгляд.
Совмещаем с улыбкой наружность с дарами внутри:
все должно быть прекрасно: и тело, и ум, и стихи.
Светит солнце, весна, и на улице птички поют.
Может быть, нас хотя бы глаза иногда выдают?
Это страшно: проклятие рода упало на дух.
И теперь мы так любим с тобой говорить слово «дух».
Это страшно, о да. Ночь пустая мне смотрит в окно.
Я правдивого в жизни найти не могу ничего.
Это страшно, о да. От себя я сбегу в пустоту.
Постараюсь молчать, только музыку громко включу.
Это может спасти; да ведь музыка – не для меня.
Как возможно мне слушать её? Она слишком светла.
май 2000