Миледи

Виктория Сенькина
               


                Зачем в ней столько тихих чар?
                Зачем в очах огонь пожара?
                Она для нас больной кошмар,
                Иль правда, горестней кошмара.
                Н. ГУМИЛЕВ


Лилии, белые лилии
росли в саду,
Как вы красивы, о лилии,
глаз я не отведу.
Лилии, белые лилии,
как вы нежны!
Вы мне напомнили, лилии,
О женщине в обличье ангельском,
с коварством сатаны.
Зачем дана ей красота,
И голос, полный томной неги,
Пурпурно-алые уста,
и кожа, что белее снега,
и голубой, как небо, взор,
восторги чувственных утех?
Но на плече её позор,
в её душе таится грех.
Она родилась, чтоб пленять.
Мужчины – воск в её руках.
Она умела убивать,
«заботясь» о своих врагах.
Она святого соблазнить
могла бы, если б захотела.
И ненавидеть, и любить
она так пламенно умела.
И красоты порочной возжелав,
её назвал женою  гордый граф.
Граф де Ла Фер, несчастный однолюб,
влюбленный в нежность этих глаз и губ.
Но тайное открылось, как же быть?
Он разучился плакать и любить.
Да, губы были точно вишни.
Желанны, как запретный плод.
Хотя создал её Всевышний,
но душу дьявол заберет.
Она была как призрак мертво-бледной
На фоне алого, как кровь, заката.
-Пришла пора. Молитесь же, миледи.
Теперь за всё пришла расплата.
Она дрожит, как загнанный зверек,
И страх застыл в зрачках её широких.
Срывается хрустальный голосок:
« О нет! Не будьте так жестоки.
И стон её летит над лесом птицей:
О, пощадите! Умирать мне рано!»
Какая-то грустинка всё ж таится
В глазах и сердце Дартаньяна.
Как жалки  все её моленья
на фоне яростных угроз.
«Известны ваши преступленья,
Избавьте нас от ваших слез».
Безвольно смотрит пред собой,
готова с жизнью распрощаться.
И кудри золотой волной
вниз по плечам её струятся.
Они следили равнодушно
как отлетал последний стон,
как скрылся труп её бездушный
пучиной водной поглощен.
… Цветок наряден, как принцесса.
И сизой дымкою печаль.
Хотя тут жалость неуместна,
но мне миледи жаль.