I
Знакомы все вы с Бабою Ягою –
На помеле и с костяной ногою,
В избушке, что без окон, без дверей
(Видать, чтоб к ней не приставал Кощей, –
Была она в ладу с моралью строгой!),
На курьих ножках (чтоб достать трудней!),
А я вас познакомлю с Бабой Йогой!
Не удивляйтесь: Й о г а – не Яга!
Лингвистика упряма и строга:
Она – в былое лучшая дорожка,
Поговорите с памятью немножко –
Из злых старух мы, образы врага
Творя, дразнились в детстве: «Бабка Ёжка!»
И добавляли: «Костяная ножка!»
Дразнилке этой, может быть, века,
Не «акали» тогда наверняка,
И если бы «Яга» была – не «Йога»,
Дразнилка развалилась бы с порога –
Без рифмы не рассердишь дурака:
От «Йоги» – «Йожка»! От – «Яги»? Натяжка!
«Яга», увы, даёт лишь форму «Яжка»!
Целуем мы и «в щёку», и «в щеку'»,
Ныряем мы и «в ре'ку», и «в реку'», –
Как будто птицей вертимся в движенье! –
Да, наш язык – великое творенье!
Он на ходу меняет ударенье:
Мать смотрит «стро'го», знать, она «строга'»,
Шептались: «Йо'га», кликали: «Йога'!».
Когда ж пришло к нам акание с юга
(А с грамотностью было очень туго!)
«Йогу'» на слух «Ягою» записав,
Её лишили человечьих прав,
Навеки превратив в исчадье ада,
Но не в такое, что бояться надо,
А чтобы посмеяться, попугав.
Откуда ж «Йога» вдруг – у древних русов?
Ведь йоги только есть среди индусов?
Так то – сейчас, а в древности глухой
Нас с юга подпирал народ лихой,
Нам родственный, иранский, – киммерийцы,
А родственные нам индоарийцы
Господствовали на земле донской.
И так как были мы близки немного,
То и у нас имелось слово «йога»
И означало «мудрая» оно.
Вы спросите: «А как же «мудрый» форма?»
А не было его! Ещё реформа
Не наступила, и патриархат
Ещё не заменил матриархат!
Считаться «мудрым» тот имеет счастье,
Кто обладает «имиджем» и властью,
А кто безвластен, ходит в «дураках»!
Но чтобы зло не тлело в мужиках,
Им «йоги» – дамы дали званье «виры»:
В латинском «viri» – вспомним: «триумвиры»,
В литовском «virai» выжило в веках!
В латышском «viri», знай, живёт, не тужит,
И слово это означает «мужи»
(«Мужчины», ибо не было мужей!),
И слово «vir» от «vis» происходило,
Что по-латыни означает «сила»,
В литовском – «viekas», что всего родней
Значенью «век» протославянских дней.
II
Хоть слово «vir» славяне и германцы
Забыли, но далекие посланцы
Тех давних слов, затерянных в веках,
Ещё таятся в наших языках:
То «вира», «Wergeld» – выкуп за мужчину
Убитого. И «вервью» мы общину
Во многих называли областях.
Ведь в «верви» «виров» власть – всему начало!
И спряталось мужское слово «vir»
В германское «wereld», что древле «мир»,
«Вселенная» – «век мужей» означало
(Eld – «старый», «возраст»). Так оно звучало
И так в голландском и теперь звучит,
А в прочих «Welt» и «world» имеет вид.
Был древле «вир» особенного толка:
Он прятался от лютых женщин в волка:
У немцев он «Werwolf». «Вир-волк» – сначала так
Его славяне, видно, окрестили,
А позже это слово исказили
И превратили в слово «вурдалак»
И в «волколак» местами превратили.
III
Когда же победил патриархат,
Умнее стали виры во сто крат…
Нет, так считать они постановили!
Раз власти женщин-йог они лишили,
То вир любой – мудрец-аристократ.
И общества отныне командиры,
Сменить названье «вир» решили виры.
И предводитель вировой команды
Сказал: «Да будем мы отныне «манды»:
«Манд» – разум, но не тот, что был у йог,
Тот обращён был в мир потусторонний,
Но видеть этот мир, как на ладони,
Нам позволяет наш житейский ум,
Отныне каждый манд – властитель дум.
А йоги пусть теперь зовутся «гены»:
«Ген» – род. Пускай рожают!» ...Позже «жЕны»*)
Славяне стали все произносить:
«Г» перед «е» смягчили в миг лобзаний,
«Желания» сменили лик «геланий»,
«Гелезо» женам удалось смягчить
В «железо» силой нежных содроганий.
И слово «манды» стало исчезать,
Вернее, форму прежнюю терять,
В «НорМАНДии» оставшись отголоском,
И в «Mann» в немецком упростился «mand»,
В английском мудрый «mand» ужался в «man»,
А в праславянском «монжом» стал он скользким,
Такой он и поныне только в польском.
Но «монжа» заменили остальные
Славяне «мужем», – звуки носовые
Милы лишь тем, кто задирает нос.
Так польский объясняется вопрос!
О, эти ляхи гордые, лихие!
Кто языка гнусавость перерос,
Тот гнусность духа перерос впервые.
Но корень «манд», скруглённый предком в «монд»,
Языковой скрывает генофонд
В старинном праславянском слове «мондрый»,
«-р-» – суффикс, но как суффикс он погиб
И к корню «монд-» сухим листком прилип,
Нам слово «мондрый», в наше слово «мудрый»
Мутировав, передалось, как грипп!
О «мондах» завершить повествованье
Помогут йоги русские: названья
Лишив их, монды их взбесили так,
Что те им учинили наказанье,
К словечку «монд» добавив суффикс «-ак»!
Хоть сделал я открытье, мне «му*ак»
Сказать не позволяет воспитанье!
IV
Но мы вернёмся к Йоге, наконец.
Была она начало и конец
Всех в племени событий и свершений,
Смертей, рождений, чудных исцелений,
Гаданий и благого колдовства,
И заклинанья зла и привидений,
И вызовов из бездны божества.
Она была и вождь, и мудрый гений,
Она могла призвать стада оленей,
Желающих наткнуться на стрелу,
Она велеть умела помелу
К огню доставить милых предков тени
И, пригласив их на большой обед,
От них полезный получить совет.
Когда же умереть по воле бога
Ей приходилось, то другая Йога
Её спешила в племени сменить.
И труп умершей Йоги в час печальный
Сжирал огонь священный погребальный,
Чтоб дух её к бессмертным отпустить,
Что вяжут белый свет иглой вязальной.
Потом все пепел белый, как душа,
И кости собирали неспеша
И складывали в тёмном чреве ступы,
И – вещи, что загробный скрасят быт:
Иглу, клубочек ниток, нож и крупы.
Но слово «ступа» древний смысл таит:
«Могильный холм» – даёт ответ санскрит.
Тем временем у леса на поляне
(Так хоронили кривичи-славяне),
На перекрёстке двух больших дорог,
А значит, где кончался мир тревог,
Которые терзали деревушку,
На двух столбах угрюмую избушку
Устраивали виры точно в срок.
В избушку эту ступу помещали,
И крышею навеки накрывали,
Сперва туда засунув помело,
Ведь подметают на том свете тоже,
В неподметённой жить избе негоже, –
Хоть жизнью мёртвых, всё же там живут, –
Что, если предки в гости к ней придут?
Посмотрим на загробный дом немножко:
На двух столбах стоит – на курьих ножках,
Как всякий гроб, без окон, без дверей
Избушка Бабы Йоги, что Ягою
Известна стала людям поздних дней,
И ступа есть, и помело при ней,
И костяной стучит она ногою!..
V
Являлся ль враг – на стыке двух дорог
Он преисподней чувствовал порог,
А увидав зловещую избушку,
Чесал себе задумчиво макушку
И говорил: «Я что-то занемог,
Пойдём в свои селенья – во своя вси!»
(Забыта «весь»** – всё сжалось в «восвояси»!).
А если мощный налетал Кощей
(«Кощей» – «кочевник»: прежде был «кочей»:
«Щ» к нам из речи перешло церковной)
И разрывал двух душ союз любовный,
Как пламя двух слепившихся свечей,
Горыныча пускал он по подворью
И уносил славянку к Лукоморью.
Тогда к покойной Йоге шёл жених, –
Она была мудрее йог живых,
Общаясь там со всем потусторонним!
Она не помогала посторонним,
Но обожала защищать своих,
И, получив от всей родни приветы,
Она давала юноше советы
И ниток чудодейственный клубок,
Чтоб, следуя за ним, добраться смог
Жених верхом до злого Лукоморья –
До Каспия изогнутого взморья,
Где Волга под названьем скифским «Ра»
(«Поток») в него впадает… (Вновь игра:
Сравнить «Ра», «Рейн», река», «ручей» пора,
И даже – «русло», даже «ревматизм» –
Рекою боль течёт сквозь организм!)
И, Йоги там наукою владея,
Сражает русский юноша Кощея!
Здоровый излучая оптимизм,
Освобождает он свою невесту
И, словно свет, везёт к родному месту.
Она ему, как небо, дорога!
А что же наша Бабушка Яга…
Простите, уважаемая Йога?
Лишь свистнула – растаяли снега,
Лишь топнула – из двух дорог дорога
В единую сложилась, и из сна
Для молодых пришла Весна-Красна!
9-10 июля 2007 г.
*) «жены», а не «жёны»: «Ё» появилось
в русском языке в недавние века.
**) «весь» по-славянски и по-древнерусски –
"село", на современном белорусском –
"вёска".