Культура и ее священная корова

Духовный Поиск
Чем занят наш феномен
Есть такой феномен в этом мире, называется человек. И пусть он иногда и называет себя сгоряча, в пылу ученых споров, "высшим приматом", тем не менее, живет он не как нормальное животное, пользуясь тем, что предоставляет ему для жизни окружающая природа. Ему непременно нужно что-то новое создавать из материалов, которые он у этой природы берет.

А характерные особенности того, что человек изготавливает из отобранного у природы, - каким способом, какой вид имеют его изделия и какие потребности удовлетворяют, - называются "культурой". Материальной культурой. Но не будь человек выше всех приматов, если бы он этим и ограничился. В результате общения с материалом, с природой и, в основном, с себе подобными, человек накапливает опыт, обобщает его по им же самим выдуманным методикам и лепит из него различные образы.

И дальше действует, пользуясь этими обобщениями и образами. Он их так высоко ценит, что считает каналами, по которым должна течь, не выходя из берегов, мысль всех остальных людей. Он запечатлевает свои обобщения в формулах и поучениях, в мифологии и сюжетах, он настойчиво сует их в руки следующего поколения и называет это духовной культурой. Как бы это ни выглядело, но польза для необходимой преемственности поколений несомненная.

Грустная нота
Таким образом, создавая материальные и духовные ценности, человек и реализует свой творческий потенциал, и удовлетворяет этим желания других. То есть в культуре, как и в любом другом производстве, одни реализуют свое желание производить, чтобы удовлетворить желания других потреблять.

Вроде бы все оно так и надо, но есть одна грустная нота в этой разученной нами мелодии всеобщего удовлетворения. Дело в том, что все множится, набирая скорость, производство и потребление ценностей, множится и список самих ценностей. Маховик наших желаний все больше разгоняет процесс. Очертания следующего поколения уже не угадываются за мельканием приводных ремней.

Срок годности оперы еще не проставлен на коробочке с диском, но мы уже знаем, что он не больше срока годности пачки творога. Цикл "производство-потребление" превращается если не в сиюминутную, то сиюнедельную трансакцию, и, оторвавшись даже от понятной, природной цели преемственности поколений, становится самодостаточным. Так бесконтрольно развиваются наши желания, и нет у нас на них ни управы, ни успокоительных средств.

Драгоценный сосуд
А ведь желание - это жизнь, в буквальном смысле слова, потому что желание - это материал, из которого мы "сделаны". Почему же эта жизнь набрала такие обороты, которые делают ее, мягко говоря, малоосмысленной?

Дело в том, что стабильность, направленное развитие, осмысленность желаниям человека может дать только цель, внешняя по отношению к нему. Ведь он - система, состоящая из элементов-желаний. И ясно, что станет с домом, если дать волю его кирпичам. Крыша поедет - это будет еще наименьшее из зол.

Без цели человек и пальцем не шевельнет, такой уж это примат, и если вовне нет ничего достойного, то "святу месту пусту не быть" - появляется самоценность того, из чего он состоит. Самоценность желания как драгоценного сосуда, любование им, обожествление его - при наполнении пусть чем угодно, любым эрзацем.

А это тут же выводит нас на широкую дорогу, ведущую к кризису развития, к вырождению. Дорогой этой ушли в никуда многие цивилизации, а уж людей, свернувших на нее с пути деятельной жизни на благо других, не счесть. Она вымощена многими деяниями, манифестами и концепциями, такими, как "искусство ради искусства", производство ради производства, и вообще многими "я для себя".

Что можно и чего нельзя
По ней прошел свой грустный путь гуманизм - от провозглашения человеческой жизни как высшей ценности через гиперболизацию этой идеи и доведение ее до абсурда к легитимизации любых, самых низких желаний обладателя жизни.

Логика этой вынужденной деградации понятна. Мы, освятив человека как абстрактную ценность, не имеем ни инструмента, ни метода, чтобы определить, что из проявлений этой абстракции выше, а что ниже, что соответствует понятию "человек", а что нет. В старину писатели и моралисты еще пытались градуировать этот феномен, но так как любую систематизацию можно обвинить в том, что она кем-то заказана, мы уже просто боимся это делать. Поэтому, осознавая, что человек есть действительно сумма желаний, мы просто вынуждены придать статус неприкосновенности всем его желаниям.

Но, что интересно, абстрактному гуманизму, который далеко уже простер руки свои в дела человеческие, приходится в реальной жизни флиртовать с тем, что действительно является для нас высшей ценностью, с требованиями жизнеустойчивости человеческого общества.

Поэтому только некоторые из желаний идола гуманизма мы можем разрешить себе и другим реализовать "в натуре", в их проявлениях в жизни общества. А ту часть желаний, которой, если дать им волю, могут угрожать благополучию общества и его жизнеспособности, мы умело сублимируем. То есть даем им легитимизацию опосредованно, в продуктах культуры: искусства, литературы, СМИ, в спорте и прочем.

Подобные способы "выпускание пара" периодически вызывают споры в обществе, сомнения, обвинения в адрес хозяев "клапанов" через которые ядовитые пары проникают в атмосферу, - то есть постоянно подвергается некой, пусть беспомощной, критике. Находится под малоэффективным, но - контролем. К тому же, что, как нам кажется, не угрожает жизни общества, его устоям, каким бы кондовым эгоизмом это не отдавало, мы даже и не помышляем прикоснуться.

Телец бестелесный
И в результате, признаемся себе: создав себе этакого бестелесного тельца, некоего "Человека", и окропив его решениями ООН и нацконституций, надели ли мы намордник на природное желание реального человека, ну уж если не сожрать всех, то попользоваться ими самым бесстыдным образом? - нет, конечно. Почему? - потому что этот самый реальный человек здесь вообще ни при чем.

Мы, во-первых, не имеем ориентиров развития - последние компасы вышли из строя к концу прошлого века. И, во-вторых, не видим за буреломом наших желаний ни цели, ни смысла их реализации. Мы заняты тем, что создаем новое, рекламируем его, чтобы породить этим новые желания и их наполнить. Затем снова создаем новое… и так далее. Потому-то нам ничего и не осталось, как объявить святой и неприкосновенной некую абстрактную модель, и, удерживая ее в слабеющих руках, прикрываться ею от реальности.

А реальность такова: мы не знаем, что такое человек, мы не знаем, зачем он рождается и развивается, мы не знаем ни законов развития, ни цели его и ни смысла. Мы объявили человеком тело, простую сумму желаний, и этим прекратили себе доступ к высшему этажу феномена человек.

А ведь известно из опыта, что "освящение" любой модели, теории приводит к стагнации и кризису. Потому и поклонение этой сумме желаний, обслуживание ее как цель всей деятельности нашей и есть признак кризиса культуры.
Михаил Гонопольский 01,08,09