Ты отвечал на каждый клич
И тем был горд, что людям нужен.
А, испытавши паралич,
Был безразличием контужен.
В неразберихе перемен
Тебе свалиться довелося.
От жизни ты не ждал измен,
Пав в шкуре загнанного лося.
На плечи матери беда
Обрушилась тяжелым лихом.
Тем и жила она, звезда,
Пока, не закатилась, вспыхнув.
Так жизни лопнула струна…
Нас всех потеря подкосила.
Последние твои она
Надежды отняла и силы.
Устав за жизнь бороться, ты
В себя складировал лекарства,
Что бесконечной темноты
Лишь близило Харона царство…
За невозможность все вернуть
Порой себя я бью упреком,
Отцовский к полумраку путь
Считаю для себя уроком.
За что цеплялся разум твой,
Чтоб не бояться подлой смерти?
Быть может, спорил сам с собой
Об истинном души бессмертьи?
В тягучей горькой дремоте –
Неотвратимое терзанье.
О чем ты думал в немоте
Безнадежного угасанья?
И где ж была твоя душа,
Когда ты сник с потухшим взглядом?
Металась по миру, спеша,
Или парила где-то рядом?
Какой наивный словослог
Ты философски обнаружил...
Чтоб жизни подвести итог?
Иль душу выплеснуть наружу?
Свои стихи мне диктовал
В листок из клетчатой тетрадки.
А я тебя совсем не знал...
Ты будешь совести загадкой.
В меня характер заложил,
Хоть и растил скупые чувства.
Хоть больше молчаливо жил –
Посеял мудрости искусство.
Душой, по внутренним часам,
Родители с детьми похожи.
И я узнаю, кто ж я сам –
Когда-нибудь, на скорбном ложе.
10 апреля 1997