Как-то весной на Голгофе подыхал маньяк и убийца.
Рядом с ним умирал (пусть спорно), допустим, святой.
И насильник, не помня зарезанных лица,
Как любой человек, желал обрести свой покой.
Обратился тогда он к висевшему рядом
(Напоследок гвоздей боль глушит любой разговор):
Кто такой? Чей сын? По делам ли такая награда,
Взирать с высоты на охраны римской костер?
Тот ответил устало: Исус с Назарета.
Мать мне с детства твердила – рожден от небес.
В мир прощенье принес. Но распят не за это,
Не за то, что бог – родной мне отец.
А за то…
- Стой! Что ты там про «прощенье»?
- Я забуду грехи всем тем, кто поверит в меня.
Тем накроют в раю столы, и песнопенья
Будут слух ублажать день за днем и день ото дня.
P.S.
Не продолжу – все знают конец этой сказки,
Что ублюдок решил – то под нами гнилою чертой.
Я орал бы об этом…
Да сестра с красным крестом на белой повязке
Так тихо-тихо плачет надо мной…