В наш санаторий-профилакторий, который мы, вожатые и учителя, называли просто "гадюшником", прибыли дети из затопленных районов области. Чтобы обучаться и отдыхать, дабы не отстать от школьной программы. Дети приехали из разных сел и деревень, некоторые были из районных центров. И соответственно различались по своему социальному уровню.
Санаторий состоял из двух спальных корпусов, столовой, медблока и пары хозяйственных построек. Два корпуса, столовая и медблок были соединены между собой переходами. В восьмиэтажный корпус санатория детей поселили на шесть этажей (за исключением первого этажа и шестого – люкса) начиная с 1го класса и заканчивая 11м. Мне, учительнице математики, и моей напарнице воспитательнице Катерине, достался 7й этаж и возраст 12-16 лет. На каждом этаже было 6 комнат, каждая из которых была разделена на 2 двухместные, с общим душем и туалетом. Нам с Катериной досталась последняя комната, которую мы делили с двумя очень спокойными девочками. На меня была возложена задача преподавать математику с 1го по 11й класс и параллельно быть вожатой у своего этажа.
С математикой проблем не возникло. Но вот как вожатой мне пришлось не сладко! Во-первых, дети не хотели общаться друг с другом, так как девочки и мальчики из районных центров свысока смотрели на остальных. Во- вторых, различие в возрасте, шестнадцатилетние подростки совсем не замечали двенадцатилетних. С общением к седине первой недели нормализовалось, но в подготовке номеров вечерней программы трудности остались. Дети совершенно ничего не хотели делать! Вывести девочек погулять было мукой. А мальчишки тратили последние деньги на автоматах. Их, к счастью, почти сразу убрали. Большую часть свободного времени все просто лежали на своих кроватях. Причем воспитательница Катя сразу поставила меня перед фактом, что заниматься номерами и прочим он не будет, зато походы в медблок и отход ко сну за ней. Получалось, что работала она только с утра и вечером. Неплохая работа! Я, конечно, не жаловалась, но помощи от нее так и не получила.
Режим дня в санатории был таковым, что на подготовку номеров оставалось от силы час-два. С утра подъем, завтрак, поход по врачам и параллельно уроки, обед, сончас (строго сон и ничего кроме этого), полдник, врачи и уроки. Вечером час-два свободного времени, из которого пол часа уходило на уроки, ужин, вечерняя программа, дискотека, сон. К середине 2й недели вожатые просто выдохлись. И на совете решили сделать больше игровых программ, например, таких как "Поле чудес", которые вожатые готовили в сончас. Наконец-то мы вздохнули свободнее. Дети с радостью смотрели на прыгающих и поющих вожатых и активно участвовали в играх. А вожатым оставалось время на прогулки, на подготовку уроков и, конечно, на общение.
Кормили в санатории очень сытно. Не сказала бы, что вкусно, но есть можно. Причем вожатым и прочим салаты на обед не полагались, фрукты на завтрак не давались. Полдники были отменены вовсе. На нас просто экономили. Но дети, молодцы, нас подкармливали. То, что мальчишки и некоторые девочки набирают с собой в комнату хлеб, мне, отработавшей 2 лета подряд вожатой, уже не казалось странным. Хлеб очень быстро съедался, так как многие привезли из деревень варенье. Вообще, варенья и соленья были запрещены в санатории, но из-за отсутствия директора санатория и частых отсутствий зама по воспитательной работе, за этим никто не следил. Вожатым и воспитателям об этом сказали слишком поздно. Но, к нашей радости, за все время никто не отравился, за исключением одной вожатой, которая сама была виновата в этом. Причем этой вожатой была я.
Но было то, что полагалось не только детям, но и вожатым, и самое главное почти в неограниченных количествах. Это был кислородный коктейль! Сначала разрешалось выпивать (съедать) один стакан за прием, затем можно было увеличить «дозу» до двух-трех стаканов. Больше кушать могли только бывалые вожатые, которые работали в санатории давно и привыкли к большим «дозам». Остальные просто не могли! Вообще после съедания второго стакана я чувствовала что-то похожее на эйфорию! Это было своего рода наркоманией без привыкания. «Опытные» сидели за столиками с видом вкушающих амброзию. К концу сезона я их отлично понимала, хотя сама больше трех стаканов за раз съесть не могла. Коктейль был настоян на ароматных травах и добавлял здоровья нашим легким и головному мозгу.
Что мне казалось странным, так это то, что дети, несмотря на то, что в каждой комнате был душ, мылись раз-два в неделю. Возможно, они делали так потому, что очень часто в наших деревнях элементарно не было водопровода. Но тут то можно было вволю накупаться! Часто засорялись унитазы. Вот это мне было совершенно непонятным! Мальчишки могли ходить в одной и той же одежде неделями! Причем, на замечания вожатых переодеться, редко, кто реагировал. Даже на мероприятие могли прийти в спортивных костюмах.
Кстати о мероприятиях. Начиная со второй недели, в санаторий стали приезжать различные коллективы с концертами. Например, центр русского фольклора, молодежная рок-группа. Приезжали к нам и бабушки-ветераны. Пели песни о войне, а дети, в свою очередь, пели песни бабушкам. Устраивались и различные экскурсии за город. Приезжал профессиональный фотограф. Каждому ребенку подарили общую фотографию его отряда (этажа). Во время одного из концертов со мной случился конфуз. Одна моя подруга Наташа собиралась посетить меня в санатории. Я ждала ее со дня на день. Об этом знали все вожатые и дети. И вот во время концерта фольклорного коллектива в зал врывается этакое чудо: здоровенный детина в майке в кожаных штанах и огромных ботинках. С накаченными мускулами, с волнистыми волосами, зачесанными назад с гелем а-ля Дмитрий Нагиев. Врывается со словами: кто тут из вожатых Маша? (а единственной Машей была я) Все в шоке. Зал в едином порыве оборачивается и вопрошает: Маша, кто это? И что я могла ответить? Только – «Это моя подруга Наташа!» Такого хохота я больше никогда не слышала. Оказалось, парень просто перепутал санатории. В километре от нас был еще один. А мое имя просто совпало.
Погода стояла довольно теплая, на солнце доходило до 20 градусов. Но по ночам было уже прохладно и, на ночь, в санатории включали отопление. Спать было невозможно! Так и хотелось открыть форточку! Но делать этого было нельзя. Например, в моем отряде одна девочка, Люба, ночью простудилась до гнойной ангины.
Люба была очень спокойной. Училась средне, но очень старательно. В санатории она подружилась еще с двумя девочками, такими же, как она – тихими и незаметными. Когда она заболела, они очень трогательно за ней ухаживали. Попросили носить ей завтраки-обеды в палату вместо меня. Здоровье Любы шло на поправку. Но видимо из-за болезни, из-за того, что она лежала, несколько дней, не вставая, у нее появились вши. Но вшам одной Любы было мало, и они тут же появились у ее подруг. При этом девочки никому не сказали об этом! Не мне, не Катерине. Узнали мы об этом только тогда, когда все остальные на этаже начали шарахаться от них как от чумных. Девочек повели в медблок, но не сразу. В дело вмешалась зам директора по воспитательной работе. Она подняла панику, заставила девочек собрать вещи и переселиться в другой корпус. После этого от вшей благополучно избавились. Как мы ее не уговаривали, что это неправильно отселять их из-за вшей, она была непреклонна. Причем, после избавления от вшей девочки так и остались жить в другом корпусе. Мне до сих пор непонятна логика завуча. Всем в санатории, особенно девочкам, было предписано с этого времени чаще мыть голову и при этом хорошо промывать и просушивать волосы.
Замом директора по воспитательной работе была грузная самоуверенная женщина – Алевтина Павловна. Если сказать честно, то все в санатории, включая медиков, ее не любили.
Но дети есть дети. Иногда поражаюсь их жестокости! Даже после официального объявления о том, что вши побеждены, от девочек продолжали шарахаться. Причем почти всем санаторием! Перестали с ними общаться. В столовой они сидели за отдельным столом. Что я только не делала, чтобы урегулировать ситуацию, но долгое время все было напрасно. Люба снова заболела. Врачи на этот раз решили лечить ее в ее комнате, а не в палате. На этаже оставалась одна подруга Любы – Алена, которая осталась «чистой». Алена с этого времени стала носить завтраки-обеды Любе в комнату. Я часто ходила в другой корпус навещать девочек. В корпусе в тот момент отдыхающих не было. Кроме одного вожатого и девочек никто в корпусе не жил.
В санатории намечалось грандиозное событие. Выезд в город в атомный центр! Все ждали этого с нетерпением. Некоторые до этого никогда не были в городе, другие просто хотели развеяться. Уроки в день экскурсии отменили. Автобус был просто огромным! Детей решено было везти двумя партиями. Одну до обеда, другую после. Старших детей повезли первыми. С ними напросились и две подруги Любы. Мотивировали они это тем, что старшие к ним лучше относятся. Я не была против этого. Впечатлений была масса! Одна поездка на автобусе, при которой все ощущали себя в самолете, который вот-вот взлетит, чего стоила! А сама экскурсия! Нам рассказали о строении атомного реактора. А симпатичные коты (что-то типа кукольного компьютеризованного театра) показали и рассказали о том, насколько чиста атомная энергетика для окружающей среды. Не считая того, что некоторые ребята не выдержали «полета на самолете», все прошло просто прекрасно!
На другой день Катерина уехала в город (нам было положено два выходных) и весь отряд остался на мне. Я подошла к заму директора и сказала: «Катя уехала и мне тяжело ходить из корпуса в корпус, чтобы за всеми уследить, может быть девочек переселить в их комнаты?» На что завуч сказала: «Куда они денутся? Пусть живут, где жили!» Я сильно спорить не стала. Во время сонного часа что-то заставило меня взглянуть в окно на дорогу. По дороге шли три фигуры, как мне показалось, похожие на бабушек в платочках. Я не придала этому никакого значения. Я спустилась в фойе, чтобы отдохнуть и подготовить свою роль в вечернем спектакле. А после ужина ко мне прибежала Алена с большими глазами и сказала, что Люба с подругами сбежали!
Мы, вожатые, первым делом забежали в комнату девочек. В комнате был бардак. Вся мебель была разбросана, шторы порваны, а на гардине прикреплена записка примерно такого содержания: «Маша и Алевтина Павловна! Не ищите нас! Мой парень из города, Назирбек, забрал нас сегодня с девочками на серой «Волге». Ему 25 лет. Живет в районе Фрунзе. Не волнуйтесь за нас! У нас все хорошо! Он нас не обидит! Люба. Аня. Света» Что нам оставалось делать? Мы вызвали милицию. Завуч долго на нас орала. Особенно на меня. Дескать, тебя посадят из-за них! «Давайте сами их поищем на Фрунзе, в милицию не будем обращаться. Ничего с ними не будет! Они же уже большие!» И это притом, что Любе было 15 лет, а подругам по 12! То, что мы, пятеро вожатых-учителей, работали в санатории без оформления, объясняло страхи Алевтины. Вся ответственность в этом случае падала на нее, а не на меня, как она бы хотела. Но милиция не долго заставила себя ждать. Милиционеры сработали очень оперативно. Допрашивали всех и каждого. Меня и Алевтину Павловну в первую очередь. Забрали у меня общую фотографию отряда и расспросили Алевтину о месте жительства девочек.
Я сразу выдвинула предположение, как девочки могли уйти. Мимо вахтера с сумками и рюкзаками они пройти не могли (а выйти из своего корпуса они могли только через нашу проходную). Причем, вахтер девочек не видела. Поэтому я решила, что сумки они выбросили в окно, затем как-то незаметно прошли вахтера и ушли за территорию. Дошли до трассы, а там дальше или сами или с этим вышеупомянутым Назирбеком. Следователь этот вариант взял на заметку. С Алевтиной, из какого-то принципа он работать не хотел, но она постоянно присутствовала на допросах, которые проходили в моей комнате. После опроса старших девочек выяснилось, что подруги Любы не просто так напросились с ними. Подруги внимательно изучали дорогу в город и даже зарисовали ее. Но меня волновало не это. Меня волновала Алена. Она слишком спокойно отнеслась к побегу. Во время допроса она рассказала следователю, что отнесла с утра Любе завтрак, затем обед. Понесла ужин и обнаружила пропажу. Все. Я попросила следователя самой провести допрос. В это же самое время оперативники искали следы Назирбека.
Алена, поняв то, что допрашивать буду я, заметно занервничала. Она в очередной раз повторила свою версию. Я попросила рассказать с подробностями. Она начала.
- Утром я понесла завтрак Любе. Люба лежала в кровати и болела.
- Кого ты встретила на пути?
- Ну, я уже не помню,… может быть Славу (вожатого). Нет, Слава был на завтраке, наверное. Значит никого. Все были еще на завтраке.
- А что было на завтрак?
- Ну.… Была каша манная, чай, хлеб с маслом и сыром.
- А на обед что было?
- Ну, на обед был суп какой-то и гречневая каша с котлетой и компот.
- Ты весь обед относила Любе?
- Нет только второе.
- А что было на второе?
- На второе было картофельное пюре и котлета.
- Ты же говорила гречка?
- Точно гречка!
- Или пюре?
- …
- Ты сама то обедала?
- Нет.
- Почему? Я тебя видела на обеде. Ты обедала и после обеда пошла в свою комнату. Затем спустилась в фойе, прошла по переходу в другой корпус. Зашла к девочкам, помогла пронести сумки через вахту. Затем вернулась и легла спать. (Я шла ва-банк)
- Это неправда!!! Я относила обед Любе!!! И вообще мы их в окно выкинули! Сумки! Вот…, – Сказала это, и сама в слезы.
Следователь даже на стуле подпрыгнул! Говорит, рассказывай, как все было на самом деле. Все, девочка, ты раскололась! А Алевтина начала на нее орать! Ты такая-сякая и все матами. Следователь, к счастью, сразу выставил ее за дверь. Алена, плача, начала рассказывать.
Обидевшись на всех кроме нас с Катериной, девочки решили сбежать домой. Особенно им не нравилось их «заточение» в другом корпусе. Эта изоляция усугубляла отношение к ним других. Составили план побега. Придумали, как направить милицию на ложный след. Но дороги они не знали. Тут подвернулась экскурсия. Любу, как больную, не взяли. Поэтому ее подруги сами поехали и зарисовали весь путь. Трудность была с сумками и вахтером. Алена сначала тоже хотела бежать. Но, подумала, что ей это незачем, побоялась, что будут ругать. Но помощь в побеге обещала. Алена придумала выбросить сумки в окно. Этого бы все равно никто не заметил, так как в корпусе никто не жил, а без сумок выйти через вахтера проще. Тем более прогулки не возбранялись. Но вахтер могла их запомнить. Поэтому девочки придумали, как ее отвлечь. Девочки, исключая Любу, быстро пообедали. Алена подошла к вахтеру и попросила выдать ей бадминтон. А когда вахтер наклонялась за ракетками – девочки пробежали. Странно, почему вахтер не подумала, зачем девочке бадминтон, когда все обедают? Затем все, кроме Алены взяли сумки, и пошли по дороге к трассе. Девочки просчитали даже то, что в сончас все спят, а окна комнат выходят в противоположную от дороги сторону. Алена взяла бадминтон и ушла спать. Больше она ничего не знала.
Время на часах было позднее. Второй час ночи. Следователь запустил Алевтину, а Алене сказал успокоиться и идти спать. Затем попросил меня выйти и минут 15 орал на Алевтину. Я явно услышала слова «дура», «ума у вас нет» и подобные. Алевтина выбежала из комнаты красная и мокрая. Следователь поблагодарил меня за сотрудничество и разрешил всем спать.
Утром девочек уже доставили в санаторий. Зареванных. У Любы обострилась ангина, и она еще неделю пролежала в больничной палате. Остальных, включая Алену, в присутствии Алевтины Павловны и сотрудников милиции строго отсчитал следователь. Девочки, с некоторой даже радостью, вернулись в прежнюю комнату на нашем этаже. Все их жалели, сочувствовали, немного ругали. Забылась прежняя отчужденность. Все как-то даже сплотились.
Оказалось, Люба с компанией попутными машинами проехали почти половину пути до дому. Где, в одном селе, их и подкараулили сотрудники милиции. Увидев милицейский «бобик» девочки испугались и не смогли сдвинуться с места.
Странно, что, узнав о побеге, приехала только мама Любы. Мамы остальных даже не позвонили в санаторий узнать как дела у дочерей.
Остаток сезона прошел тихо и мирно без особых приключений. Все дети очень тепло с нами попрощались и разъехались по деревням и селам.
Меня волнует только один вопрос: а был ли мозг у Алевтины Павловны?