1.
Из угрюмого камня, неприступного вида,
Посредине столицы стоит пирамида.
Стерегут пирамиду пехота и танки.
И в глухих лабиринтах – фараона останки.
Полумрак ритуала и поникшие флаги.
И державный покойник из тряпья и бумаги.
В отдаленьи от света, в отдаленьи от мира –
Безразличье кумира. И величье кумира.
Но зато регулярно, в куче сгнившего хлама
Он рожает потомков и всегда тех же самых.
И они возникают из растленного лона,
И они покидают своего фараона.
До гигантских размеров на глазах вырастая,
На крыло пирамиды поднимается стая.
И приветственным жестом поднимают десницы,
И стучат сапогами в перекрытье гробницы.
Как дежурные сфинксы, торжество принимая
И в ноябрьскую стужу и в теплынь Первомая.
Беспредельно пространство, бесконечно их время
Кандидаты в бессмертье, фараонова семя!
Изваяньем чугунным – сплоченная группа,
Порождение трупа, порождение трупа!
2.
Наши годы сплетаются в десятилетья.
И сменяют друг друга фараоновы дети.
Но всегда монолитны, едины и слиты,
Поднимаются стаей на крыло пирамиды.
И совсем неизвестно населенью столицы:
На него с верхотуры смотрят новые лица.
Ну, а все остальное – гены мертвого папы:
Неизменны бекеши, макинтоши и шляпы.
Неизменны их курсы по единому лимбу.
И над каждым затылком – по стандартному нимбу.
Словно радость народа и надежда народа.
Продолжатели дела, продолжатели рода.
И ни в чем не повинны, ни за что не в ответе –
Фараоновы дети, фараоновы дети.
А придумано все это вовсе не глупо:
Что надежнее трупа? И бессмертнее трупа?!
1982 г.