Из коробка вычиркивал кузнечиков,
Те вспыхивали в линзочках медуз.
Искра царапнула по нёбу метчиком,
Ты корчился, вдыхая сладкий дуст,
И для тебя гримасничал индус
Дыша из тишины автоответчика.
На корточках вползало в мозжечок
Устройство страха.
Крохотный сверчок
Прострекотал, как трактор.
Дурачок
доверчиво хватался за плечо.
Но, как медведь обламывал сучок,-
Тебя ломало.
Как морской рачок -
Из тюбика на пляжи
Выдавливало лето на песок,
Сахара выползала - Только ляжешь.
Так от бутылки будет лёгкий шок,
Когда до дна быстрей, чем до кишок,
И сохнут капилляры - яд же?
А в мозжечок впивался кактус кайфа.
Как туз - впивалась в рёбра пустота.
Омега - передёрнутая Альфа.
И тальком пересыпаны уста.
Но капля спирта нам напоминала,
Что плоть жива в объятьях покрывала,
И комната в полпыха поплыла,
И Снегина прощально помахала,
Мы выпили, быть может, дважды.
И горло загорелось жаждой,
И алкоголь был жирно-вязким,
И псы покусывали связки.
Рюмашки, жертвенней сестёр,
Кидались в нас,- в костёр, в костёр.
Чечётка жемчугов по редколесью,-
Ба, да это зубы съели девочку Олесю
В кровати Куприна. Асфальт - спина,
Лежу, напоминая Диогена,
На пляже, где Берлинская Стена,
Разрушена ударами полена,
В мениске ось ходьбы воспалена,
А Город всё же носит имя Лена.
Вдруг. И во тьме затрепетали,
Ах, мотыльки больного бога,
Ах, насекомые Ван Гога.
И дым - спиралью ДНК -
В дремоту длинного глотка.
И свет - набухшей манной кашей.
И силуэтик карандашный.
Качнулись стрелки у весов.
Я харкнул в бога, выгнал псов.
Слова стыдливыми овечками
С последних папирос колечками
На ухо страха, и усталость
Легла на плечи. Значит старость?
И обезьянка, спрятавшись в мозгах,
Банан пихала в жалобное эхо.
И эшелон над крышею поехал.
Глаза алмазами из штольни
И чайки, каменною солью
На выстрел взгляда. И слезами...
Пока не сдох. Пока не замер.