Тусклые лампы, холодные лампы,
Глаза в потолок и ни слова о главном.
Тишина…
Все, что было святого, останется меркнуть
В ее паутинах, в зависшем бессмертье,
В пыльном углу у окна…
Нас везет паровоз по тугому хребту
Этой старой железной дороги.
И огни городов за сплошную версту…
Так поток бьется лбом о пороги,
Все не в силах прорвать берегов.
Хрупок кров
Вперемешку из стука железа
И парящих по кругу снегов
В черном небе, невольно похожем на бездну.
Расскажи наудачу: что силится выжить во взгляде?
Я не знаю тебя, но храню твое имя внутри.
Это ночь говорит за троих:
За тебя, за меня, за… Постой, чего ради
Ворошить эту серую ткань на застывшей груди?
Кто нас выпустит прочь, просто так, не взимая расчет?
То, что плавило лед?
Если можешь – иди.
Я не в счет.
Я приму в тишине свою горесть
За гордость.
Так не терпится не дописать свою лучшую фразу…
Говори же со мной, хоть о чем говори!..
Верность бледным узорам подобна затворничьей доле,
Выбирающей вовсе не то, что блестит, но доколе
Не заманит ее неизбежным алмазом
То, что скрыто в крови.
И достаточно будет единого раза,
Чтобы голос вдруг стал беспокойным.
Тает снежной звездой на ладони
Ночь. И тайна на миг разомкнется.
И никто не умрет в тишине, если вспомнит,
Что нельзя засыпать до рассветного солнца…