(1770-1827)
Людвиг вырос в среде музыкантов.
Рано пробовал крылья птенец
Обладал дед природным талантом.
Был отец прирождённый певец.
Сын родился в коморке под крышей.
Было в крыше пробито окно.
И дождей здесь он музыку слышал,
С ветерком был всегда заодно.
Мать его была бедной кухаркой.
И малыш в нищете вырастал.
Жизнь с пелёнок казалась не сладкой.
Он и ласки отцовской не знал.
А отец, став к судьбе безучастным,
В нём источник дохода искал.
Выпивая, бил сына он часто.
Пьянкой сыну, жене досаждал.
Унаследовал Людвиг от деда
Гордый нрав, одержимость к труду.
Мастерством достигалась победа.
Музыкант рос у всех на виду.
Горизонты таланта безбрежны.
Бесконечно играть он был рад,
Не тревожил его вид небрежный,
И в движеньях он был угловат.
Хоть лицо озарялось улыбкой,
Много было для грусти причин.
Обучался игре он на скрипке.
Очаровывал слух клавесин.
С небольшой за плечами котомкой
Сын однажды отправился в Бонн.
Шлейф тянулся за ним славы звонкой.
Капельмейстером хора стал он.
Звуков разных пленила тональность,
Вызывая и слёзы, и смех.
Моцарт верил в его гениальность,
Предрекал ему славы успех.
К славе шёл музыкант убеждённо.
В восемь лет он концерты давал.
И с листа он играл увлечённо,
Вариации к маршу слагал.
Всё душе его стало отрадным.
Вальс божественно мог он играть.
Был Бетховен к познаниям жадный.
Философию стал изучать.
Шиллер, Гёте кумирами стали.
Был в Шекспира он просто влюблён.
В плен амбиции юношу брали.
И искал встречи с Моцартом он.
Выступая с успехом пред знатью,
Стал судьбы он своей властелин.
Каждый шаг направлялся к удаче.
Вена двери открыла пред ним.
Стиль, единство, гармонию звуков
Оценил по достоинству Гайдн.
Музыканта волшебные руки
Открывали хранилище тайн.
Не был он от пристрастий свободен,
Ко всему проявлял интерес.
Глубина покоряла мелодий.
Для него был рояль, как оркестр,
Без духовной не мыслил жить пищи
И гордыню в себе пеленал,
Становился богатым и нищим,
Горе, беды и радости знал.
И готов помогать был он бедным.
И всегда на своём лишь стоял.
Взгляд бывал его грустным, победным.
Слишком рано он слух потерял.
Но влюбившись вдруг страстно однажды,
Был готов за любовь жизнь отдать.
И томимый любовною жаждой
Исцеление стал ощущать.
Лишь на первых порах был он счастлив.
Легкомысленной дева была.
Хоть любовь принесла лишь несчастье,
Стимул к новым твореньям дала.
Для родных её был он прислугой,
Музыкантом простым при дворе.
Дочь не может ему стать супругой.
Свет, казалось, погас на Заре.
Был поставлен в тупик он судьбою,
В тридцать смерти себе возжелав.
Как жить дальше, что делать с собою,
Слух совсем молодым потеряв?
Как осенние листья опали,
Так и в сердце зачахла любовь.
Гаммы грустью сполна отзвучали,
Возродившись в иных звуках вновь.
И усерднее стал он работать,
Даже оперу начал писать.
В залах, стоя, могли ему хлопать.
Мог спиною он к залу стоять.
И казалось, что стены дрожали.
Зал овацией громкой встречал.
Дамы шляпки, платочки бросали.
И в молчанье Маэстро стоял.
Прятал лик он за каменной маской,
Стал, замкнувшись в себе, нелюдим.
Не предав свои чувства огласке,
Был он болью души уязвим.
Так из жизни ушёл он однажды,
Всесторонне себя проявив.
Двадцать тысяч за гробом шло. Каждый
Слёзы горькие искренне лил.
Покорил он сердца всей планеты.
До сих пор их величьем пленит.
Хоть прошло с той поры два столетья,
Мир с восторгом о нём говорит.
29.07.2009