Пятнадцатый этаж, высокая скворечня, последний перекур, осенний перелёт,
куда-то в никуда взлетает жизнь по встречной, танцуя на ходу полуночный фокстрот.
Седые облака по-модному одеты, медлительно скользят, как птицы над волной,
потрёпанный старик в застиранном берете задумчиво следит за этой кутерьмой.
Он прожил нелегко, срываясь и взлетая, бракованный петух, истерзанный в боях,
присел на этаже, не ожидая рая, он просит небеса заночевать в гостях.
Поставит стаканы на чистую газетку, нарежет колбасу и хлеба пожевать,
ему б поговорить, поплакаться в жилетку и зубы почесать, какая нынче власть.
Как свято верил он, пахал, как папа Карла, за Родину отдал два пальца пацаном,
а нынче в дураках, как брошенная марля, жизнь вытекла в песок, во всем один облом.
В друзьях лишь пузырёк, и тот порой пустеет, эй, солнце, заходи, давай тебе налью,
с тобой твои друзья, так будет веселее, я сбегаю еще, как прежде, по рублю.
Нет времени сейчас, спешишь, труды мирские, не страшно, подожду, какие тут дела,
а то, возьми к себе, что прозябать в утиле, всё лучше в небеса, чем чуркой без угла.
Пришли за мной коня, сойдёт и рыжий ослик, и даже босиком по выпавшей росе
пройдусь за горизонт, чтоб посмотреть, как солнце, садится на ковер во всей своей красе.
Чернеют облака, слетают капли гроздью, замёрз седой старик на лоджии своей,
на свете нет чудес, лишь одинокий остров, пятнадцатый этаж, прибежище скорбей.