Луна сквозь сосны в озере плыла.
Смотря на угли, женщина сидела
С лицом совы и со змеиным телом,
С глазами, изгоревшими дотла.
Она варила пищу на костре.
С неловких рук, покрытых волдырями,
Казалось, кожу слизывает пламя,
Светящуюся в лунном серебре.
Она сняла одежду на ветру
И в воду ледяную погрузилась.
Лицо гримасой муки исказилось
От стужи, пробежавшей по нутру.
Она плывет и знает наперед,
Что сменит теплота палящий холод,
Что утолится самый лютый голод,
Ожоги заживут и боль пройдет.
А он не сможет пережить опять
Неотвратимость своего ухода,
Ему теперь дарована свобода
Земную круговерть не повторять.
Она разучится и плакать и жалеть.
И станет звонким смехом заливаться
И яростно другому отдаваться,
И песни дикие, волнующие, петь.
Он понимал, что скоро он умрет.
Не будет для него освобожденья
От горестного, тяжкого мученья,
И Смерть мученье это оборвет.
А ей – растить детей, творить, цвести.
И чувствовать его с собою рядом.
И пеплом сердца своего и пеплом взгляда
Все посыпать, что встретит на пути.