… В то июньское утро я ехал за ней с лёгким чувством ощущения встречи, чего-то неизведанного, доселе непрочувствованного… Она тоже прикатила недавно из Канады и ещё не определилась, чем и главное с кем тут провести свои лучшие годы… Это в Канаде она работала пять лет в достаточно комфортных условиях, всё было к её услугам – и дизайн сказочных путей, и уход за всеми её частями тела, прекрасными, упругими, такими зовущими к ласке… и даже отсутствие сверхурочных, которые порой так навязчивы и неотвратимы…
Но срок контракта закончился, она вляпалась в одну нехорошую историю, так что на её теле остался кровоподтёк, и она скрывала тёмными очками ощутимый фингал под левым глазом…
Я ещё не знал, что она будет моей, но даже сейчас мне всё ещё до боли и жути жаль, что я не смог тогда быть рядом, тогда, до нашей первой встречи, и защитить её, вывернуть в другую сторону от этого удара громилы, который попался на её красивом, но ещё таком коротком пути…
И вот я увидел её… Она стояла чуть вдалеке, когда я уже успел познакомиться и даже поздороваться с дюжиной красавиц… и некоторые мне даже подмигивали, а одна позволила чуть-чуть приобнять, так, по дружбе, и я сразу узнал в ней американскую непринуждённость форм и отсутствие каких-либо комплексов… Но тут будто по сердцу пробежала волна, и я сразу услышал стрекотание волшебных цикад в среднем ухе – это верный признак, что сейчас мой флустрал наконец выпустит маленького дракончика на свободу, и я войду в совершенную форму турийи…
Мы не произнесли ни одного слова, но она сразу обратила на меня своё внимание, и даже когда я, кокетничая, отошёл от неё, как будто мне интересна воон та француженка, излишне дорогая в обращении, изнеженная на Плас Пигаль и Мон Мартре, привыкшая к обожанию толпы и позированию перед фотографами… но она, моя девочка, провожала меня своими глазами, и только наши сердца уже знали, что мы влюблены… навеки…
Да, я втюрился, насмерть, в совершенство с подбитым глазом и кровавым подтёком, с тёмным прошлым, с дурными привычками и непониманием реалий нашей жизни, которое отражалось во всём её облике…
Тот, кто её привёл на нашу встречу, изрядно нервничал – уж больно неприглядна была фактура, но он слишком спешил, очевидно, ему хотелось избавиться от такой подруги, поэтому когда мы с ним недолго поговорили, он уехал, держа в руках заверение моей вечной дружбы и прощение всех её долгов, а я… я подошёл к ней… и услышал её имя… Мила… вот так да! Да, она была мила мне ещё в момент моего рождения, в тот момент, когда её и в проекте не было, но теперь она стала мне ещё милее.
Когда она поняла, что её прежний ухажёр больше не будет висеть над душой, и теперь за неё перед небом и всеми иными инстанциями отвечаю я, она… как то сразу положилась на меня… как будто всегда ждала только моего прикосновения…
И мы отправились вместе… по земле… и по небу… мы летали, и многие люди видели наше счастье, и их лица вытягивались, кто от зависти, как мы сияем, кто от восторга за то, что оказывается, любовь ещё есть на свете, есть, да вот же она… Мила и я… я и Мила…
Правда, ей было трудно следовать нашими сумасшедшими путями-дорогами, уж слишком много на них всего – и ухабов, и зависти окружающих, и непонимания представителей властей… которые то и дело норовили сделать так, чтобы мы с нею расстались хотя бы на несколько лет… ведь я по жизни стал от счастья выписывать такие виражи, что ни один нормальный человек не мог долго утерпеть такой скорости восприятия, агрессивности в творческом поиске и даже неприятия мной каких-либо правил, нарушения всех канонов жизни, что особенно опасно в наших широтах…
Я бывал порой настолько нетерпелив, когда мы отдавались с нею ласкам, что у неё добавлялись шишки и синяки, и нам приходилось следовать к самому лучшему доктору, чтобы избавить нас от последствий моего нетерпения…
Постепенно я заметил, что в моих руках и Мила стала волшебной, ведь всё, до чего прикасаются волшебники, тоже обретает чудесные свойства… Вот Мила как-то удивила моих друзей, приготовив такой пассаж, который и трепетным японкам только снится… и я довольно и счастливо хвастал, видя, как моим друзьям приплохело и они отползли выбросить из себя излишки своей желчи, ведь срывать зло на Миле я как-то им не позволял…
Мои родителям Мила сначала показалась слишком… как бы это… иностранкой… они меня хотели сосватать на ком-то своём… Обычная присказка моей мамы, когда я вздыхал ещё не зная, что в мире есть Мила…
«Не вздыхай глубоко, не отдадим далеко – хоть за курицу, но со своей улицы!»
А тут я привёл в нашу жизнь Милу, которая не понимала по-русски ни слова, путала часы и минуты, имела тёмное прошлое, недостаток материального обеспечения, не любила работать, не любила, когда идёт дождь и снег, и порой не хотела выходить из дома на мороз… хотя и приехала из Канады… но особенно добивало родителей то, что она не была знакома с автоматикой, не умела нажимать на кнопки, а когда её кто-то трогал даже из близких моих родственников, начинала плакать, топать ножкой, кричать так, что будила всех соседей… даже днём… хотя что они спят днём, если мы счастливы, и днём нужно радоваться солнцу? Папа несколько раз деликатно мне говорил, что сейчас кореянки как бы не особо в нашем климате, тем более в моих руках, что я плохо за ней ухаживаю, чуть что, сразу за бока, и вообще мне надо чаще обуздывать себя ремнём, раз уж родители в своё время ремня давали мало…
Но Мила улыбалась всегда по доброму, показывая свои чудесные зубки, и сердце моё таяло… Мы так любили друг друга, что она стала мне самой верной спутницей…. Сколько песен я сочинил с нею! Сколько рассветов встретил! Сколько нежности она вызывала во мне, и сколько раз чувство вины во мне полыхало, когда я в чём-то недоглядел, и Мила из-за меня страдала!
Мы с нею уже несколько лет, и я не перестаю удивляться её чудному характеру… Она никогда не ругается на меня… она настолько терпелива, что мне самому становится стыдно за себя за всё плохое, что я ей сделал, за то, что мало уделял ей внимания, за то, что не все звёзды достал с неба, за то, что порой забываю покормить, купить ей косметику, отвести в салон красоты…
Она самоотверженна, она прелестна, она просто чудо… но недавно она превзошла всё мыслимое и немыслимое… Она спасла мне жизнь, и как красиво она это сделала! Она заболела, но ни слова об этом мне не сказала…. Мы ехали из Белоруссии, и она только вглядывалась в дорогу… Мы застряли в пробке, но она ни разу не сорвала свои нервы на других… Мы поели плохой пищи в придорожной забегаловке, но она даже не фыркнула… Я так устал, что она заменила меня и просто дотащила меня до дома… до самого порога… и … умерла… её сердце просто остановилось...
Я очнулся и теперь сам с помощью соседей потащил её до ближайшей реанимации… Когда ей сделали вскрытие, достали её сердце и показали мне…
- Посмотри! Она умерла за тебя! Разве можно жить с таким сердцем! Она должна была упасть раньше, на полпути до дома, и ты бы умер вместе с нею, потому что жить без неё ты бы не смог…
Мила! Милая моя кореянка с чудесными глазами, в которых всегда стоят слезинки… Ты не можешь меня оставить!
И я… отправился на соседнее небо… и обменял несколько месяцев своей прошлой жизни на новое сердце… и принёс моей девушке…
И она ожила… моя малышка… которая пять лет была в Канаде… которая приехала ко мне после небольшого происшествия, стоившего ей подбитого глаза… кореянка… которая не могла умереть не увидев меня ещё один разок… Я люблю тебя, девочка! Я знаю, что ты уже немолода, что есть те, кто и круче тебя во всех отношениях, и дороже на прикид, но ты родная, ведь в тебе есть душа… и зовут её… Мила!
Живём, моя малышка!Я вновь повернул ключ зажигания, нажал на сигнал, попрощавшись с техниками, и медленно поплыл по жизни дальше… Спасибо вам!
Ну что, Мила… поехали! Впереди только счастье!
-------------------------------------------------------
иллюстрация взята здесь - http://photo.sbor.net/photopost/showgallery.php?cat=500&pp