Мы потеряны не ко времени в этом времени, ставшем безвременьем,
души требуют искупления где-то там в другом измерении.
В наваждении необузданном мы лицом к лицу, но не узнаны,
мы щека к щеке, но не слышимы, и не знаю я, живы, дышим ли.
Тот, кто другом был, стал мне вороном, всё потеряно, разворовано.
Обманул меня чёрный падальщик, чёрный падальщик, чёрный плакальщик.
Всё потеряно, не вернуть теперь, и меня здесь нет, появился зверь,
в угол загнанный, очи лютые, в них добро и зло перепутано.
Перепутано, перевернуто, не живой теперь, и не мёртвый я,
нет, не мёртвый я, раз дышу ещё, опереться бы, да на чьё плечо?
И под маскою друга верного чует страх мой зверь и не верит он
ни в хозяина, ни его словам, верит лишь в тропу – ту, что выбрал сам.
А со зверем мы – два напарника, я-то левая рука, а он правая,
говорят, семь бед – за один ответ, отвечаю я уже много лет.
Как простишь врагов – вот и будет брод, не прощаю я, видно нрав не тот.
Тропки узкие, сплошь кручёные, волочу по ним крылья чёрные.
Что-то здесь не так, где-то тут подвох, и не верю я, что так хочет Бог,
на стене моей нет распятия, но я сам похож на распятого.
На Голгофе мы, а вокруг кресты, и на каждом я, и на каждом ты.
За Иудин грех, да за чёрный сглаз на потеху всем распинают нас.
У тебя есть я, у меня есть ты, ты мой светлый дом, я – надёжный тыл,
Завтра может быть Апокалипсис, только некогда нам покаяться,
Время стоит ли тратить попусту? Постоим ещё мы над пропастью.
Лишних пять минут на пороге Тьмы, к Богу так и так опоздали мы.
Это просто сон, наваждение, завтра будет день, пробуждение.
Будем пить вино за здоровие, но я повешу крест в изголовие.
Есть один рецепт – нужен чистый лист, и привычно я вновь берусь за кисть.
Красок радугу на палитру вновь, нарисую жизнь, напишу любовь.
Если плачешь ты, то мне кажется – чёрной сажею лист мой мажется.
Ты – мой светлый дом, я – надёжный тыл, у тебя есть я, у меня есть ты,
Пусть лазури синь, охры рыжей цвет сохранит тебя ото всяких бед.
Видишь Радуга на палитре вновь – я рисую жизнь, я пишу Любовь.