Слова на буквы Б, Г и Д

     Есть несколько хороших слов на букву Б. – Какие? – Безумие, бессмыслица, бесполезность, безнадежность. – Ты, кажется, хотел говорить о Бетховене. – Хотел. Но сегодня вряд ли получится. – Попробуй. – Как ты думаешь, сколько раз за свою жизнь Бетховен произнес эти слова: безумие, бессмысленность, безнадежность? Произносил ли он их вообще? – Наверное. Почему бы и нет? – В его музыке нет этих слов. – В музыке тогда вообще не было этих слов. И потом, музыка Бетховена – это еще не весь Бетховен. – Но если этих слов нет в его музыке, значит, он не придавал им значения, не считал их важными. Если бы ему нужны были эти слова, он бы их нашел. – А ты читал «Завещание»? Там есть и «отчаяние», и «жалкое существование», и «смирение». – Это все не то. Он отчаивался в своей личной судьбе. И продолжал верить в Бога и добродетель. – А кто из композиторов первый перестал в это верить? У кого появились эти слова? – По-моему, у Берлиоза. В «Фантастической симфонии». – Поговорим о Берлиозе? – Лучше о Бетховене. – Хорошо. – Когда я был еще подростком, мне очень хотелось выучить «Лунную» сонату. Я хотел играть третью часть в очень быстром темпе. И у меня не все получалось. Я занимался каждый день и вел «музыкальный дневник». – Что ты в нем записывал? – Отмечал, сколько часов занимался, что получилось, а что нет. Постепенно этот дневник стал настоящим дневником. Я записывал в него разные мысли. – О чем? – Обо всем. Я был влюблен в одну девочку. – И ты писал о ней в дневнике? – Да. Обычно я прятал свой дневник. Но однажды ушел в школу, оставив его на пианино. – И кто его нашел? – Мать. Она посмотрела первые страницы и решила, что тетрадку нужно показать учительнице. – Зачем? – Чтобы та сказала, правильно ли я занимаюсь, посоветовала что-нибудь. Меня это страшно оскорбило. Понимаешь, меня поразило, что мать это сделала, не спросив у меня разрешения! Она просто взяла мою тетрадку и отнесла. – Она хотела помочь тебе. – Конечно, она хотела мне помочь. – А что сказала учительница? – Ничего. Мы с ней об этом не говорили. Она просто вернула тетрадку матери. А мать отдала ее мне. – Ты не говорил с матерью об этом? – Нет. Я вырвал из тетрадки все страницы, в которых было хоть что-то личное. – И ты перестал доверять матери? – Да. Но не только из-за этого. Были и другие случаи. – А сонату ты выучил? – Я играл ее для себя. Вместо того, чтобы ходить в церковь, я надевал черный костюм и играл «Лунную» сонату. Или какую-нибудь другую. Когда никого не было дома. – У тебя было несколько костюмов? – Да. – А бабочка у тебя была? – Бабочки не было. И я жалел об этом. Мне хотелось иметь настоящий черный фрак. – Что-то вроде сутаны. – Да, верно. Инструмент был чем-то вроде алтаря. А фрак – вроде облачения священника. Или монаха. Тогда я  не думал об этом. Но это так. – А в концертах ты выступал? – Выступал, но не с этой сонатой. – Почему ты не поступил в консерваторию? Ты ведь так любишь музыку. – Это уже другая история. История на букву Д. Или Г. Долг или глупость. Можно через запятую: долг, или глупость. – Расскажи. – Я учился тогда в десятом классе. У нас был зачет по лыжам. Я не хотел идти на этот зачет. И не взял с собой спортивную форму. – Так странно: лыжи! Рассказывай дальше. – Учитель велел мне сбегать домой, взять лыжи и идти на берег реки, где проходил зачет. Я обещал, что приду и не опоздаю. Второпях я забыл варежки. Возвращаться я не стал – чтобы не опоздать. Но все равно опоздал: когда подошел к реке, класс уже возвращался в школу. Учитель сказал, чтобы я сам, один, пробежал десять кругов. И я пробежал все эти круги и ни разу не срезал поворот. – Ты поступил честно. – Представь себе. Я был помешан на долге и справедливости. Я считал, что лгать стыдно, обещания надо выполнять и так далее. День был очень холодным. Около двадцати градусов. И когда я кончил бегать, то почувствовал, что не могу разжать пальцы, не могу выпустить палки. – Вот глупость! – Конечно. Зачем мне нужно было бежать эти десять кругов? Я мог бы спокойно посидеть в каком-нибудь подъезде. – И с тех пор не мог играть? – Мог, кое-как. Но это было уже не то. – Дай-ка я посмотрю на твою руку. – Видишь, какие кривые пальцы? Как у чудовища. – Я не замечала раньше! Милое чудовище! – Но все-таки это была жизнь всерьез. Поставить долг, честное слово выше здоровья – это всерьез. – Сейчас бы ты так не сделал? – Нет. Поэтому, наверное, и жизнь кажется мне такой несерьезной. – Это не правда. Ты очень серьезный человек. – Вряд ли. Но хватит на сегодня. Я что-то разговорился.