Вместе со светом в соседнем окне из темноты появляются ветви ореха и столп падающих снежинок. Я не люблю смотреть на календарь: все эти цифры с двумя нулями мне кажутся нереальными. Помню, как, десятилетний, представлял, что со мной будет в девятнадцать. Сердце стучалось на обрыве в 2004, 2005, 2006... 2007, 2008. Этот год начался по-другому и, есть шанс, что в этом году прекратится пятилетка моих болевых столкновений. Мне уже не нужно выходить из комнаты, чтобы неплохо провести день. Это важно. Я смотрю на календарь и не понимаю, как эти числа могли оказаться моим прошлым, как это все могло оказаться моим? Где я, а где вчера... При этом о завтра уже не беспокоюсь – вот оно, завтра... И я догадываюсь, зачем все так.
Болезненно странные, временами чудесные изменения происходят с затертыми, как ворот рубахи, словами. Дважды я приезжал на соревнования в поселок Радсад, что на Южном Буге. Для меня его название не раскладывалось на составные («Радянський сад»), но приятно играло вариациями смыслов: «сад радостей», «радостный сад»... Радсад – райцентр:
Последний звонок перед вылетом в рай –
центр зовет одиночек –
мир был: разным, вечным, как май...
Прекрасно, что есть еще слова, в которых, как бабочки в коконах, живут весенние миры. Вселенные с бесконечными возможностями для личной интерпретации. Сказанное всегда больше себя, и это отношение между высказанным и несказуемым напоминает гармонию песочных часов. Вряд ли в мире есть вещь страшнее падающей струйки песка. Безвозвратно. Неизгладимо. Пусть так и будет.
Мучительна мысль Умберто Эко: «Текст перед вами порождает собственные смыслы. Автору следовало бы умереть, закончив книгу. Чтобы не становиться на пути текста». Заставляю себя принимать данную «смерть автора» в переносном значении, в отвлеченных смыслах, но... Но если бы все понимали так, то в антологии Чхартишвили о писателе и самоубийстве было бы меньше пунктов библиографии...
Это было в Лувре. Я шел по галерее второго этажа. Двадцать минут назад я видел античные три грации. Через пять шагов – вот они, спустя восемнадцать веков, запечатлены на холсте. Через день в замке Орсэ я увижу их проекцию в реальность глазами кубиста. Изменяется только авторский взгляд. Но только этот авторский взгляд и составляет ойкумену, только он и существует. Как у Бродского, остались только иллюзия и дорога...
Мечта. Люди зубами впиваются в одно это слово, когда оно теряет свое содержание. Мечты автора имеют склонность к реализации, сны способны оживать, а тексты – будто уходят во временную память этой оперативной системы, названной культурой, их будто вырезают, чтобы вставить неизвестно где.
Проблема понимания. Проблема текста. Которую удачно назвали проблемой автора. Sic! Существование двух личностей: человека и автора – позволяет объяснить механизм пере-живания книги, пере-живания текста, пере-живания любого тяжелого события в жизни. Но каждый раз этот процесс пере-живания – пере-рождения выглядит как чудо. Он обновляет изнутри душу. В этом ожидании чуда рождается страх Божий. Я здесь упускаю главное – проблему смысла. Но меня интересует другое. Важно, что автору следует жить.
Момент, когда вырезанные тексты начинают влиять на реальность, не зависит от создателя. Каждый мечтает, чтобы его текст изменил реальность. Но когда это происходит, автор, как любил говорить Довлатов, в первую голову становится жертвой. Почему? Потому что идея перестала быть мечтой? Да. Человек всегда не заслуживает своей мечты? Да.
Нет. Человек всегда заслуживает то, о чем мечтает, но не имеет права думать, что заслуживает, даже когда уже получил и пережил это. И тогда у него появится шанс жить, мечтать и влюбляться в секунды этого быстрого потока до точки.
Давно заметил за собой способность жить постоянным воспроизведением прошлого. Кажется, сейчас закроюсь в своей квартире, и смогу несколько месяцев не выходить из комнаты и никого не встречать. Но все равно буду счастлив. Это какая-то патология, или защитная реакция на боль. Счастье концентрируется во мне, как ароматы в памяти Парфюмера. Каждый счастливый день, независимо от того, кто мне его подарил, навсегда согревает небольшой участок моей души. И я чувствую себя богачом. И больше ничего не надо.
Рай – это память. Но и другое: память – ад. Первого пока больше. Слава Богу. А вот – второе: в сознании вечно присутствуют двойники тех, с кем я вступал в конфликт, кому делал больно, те, кого я не понял. Постоянно веду с ними мысленные диалоги, диспуты, беседы. Стараюсь не оправдываться. Казню себя за упрямство, но ничего не поменяю. Неизгладимо. Пусть так и будет.