I
Ствол моей власти длинен и остер,
Я насадил на него миллион грузин
И миллион осетин.
А вообще я люблю Кавказ,
Но без всех этих инородцев, то бишь
Всяких местных мелких народцев –
Чеченцев, абхазцев, ингушей и армян.
«Чучмеки», как назвал их один нерусский
Поэт, мне претят.
Куда приятнее иметь дело с крупными нациями,
Как то с русскими или китайцами,
Мало того что их вполне достаточно,
Чтобы избрать президента,
(тут один миллион ничего не значит),
На них я бы строил костяки новых наций.
Из русских, к примеру, я сделаю
Много-много едросов.
Скоро я стану отцом, скоро
Я стану всем для нации, единой нации.
Я уже практически им стал.
Скоро я затмлю славу того,
Кто носил это имя до меня,
С кем у нас в имени одинаковый суффикс,
Кому посвящали Оды,
И опальные и официальные поэты.
Скоро уже совсем не будут стесняться
Произносить мое имя и стар и млад
В самом широком национальном контексте.
Имярек – имя России. Ну же,
Не надо стесняться.
И многие уже не стесняются.
II
А недавно из газет
Я узнал, что влюблен в депутата Кабаеву.
Не спорю, Кабаева – красивая гимнастка.
Но каждый едрос понимает, что
Это все происки Запада, а Кабаева –
Стопроцентный едрос, и Валуев – едрос.
Спорт нас объединяет.
Так вот, я хочу заявить прямо.
А я всегда был прямолинеен и прям.
И моя мысль проста, как приказ
Полковника Буданова
По артобстрелу вражеского гнезда:
Пусть Запад не опасается
За честь депутата Кабаевой. Повторюсь,
Кабаева – красивая гимнастка.
Но сейчас не время об этом.
Как русский поэт я обязан думать о судьбах Грузии
И Северной Осетии.
И чтоб мой ответ не прозвучал угрозой,
Я добавлю:
Больше нет никаких Джугашвили.
III
Пусть не похож я на Валуева,
Но державы опасаются Газпрома мово.
Валуев и Кабаева – это современный аналог рабочего и колхозницы.
Я бы поставил их вместе
На месте Центрального Дома Художников
В Москве. Слух ходит, что я влюблен в Кабаеву Алину,
И что я, конечно, могу рассчитывать на взаимность.
Все это, конечно, происки Запада,
Но надеются они напрасно.
Газпром мой смотрит в другие царства,
С не уже, чем газпромовской трубой.
Хотя постой еще, Алина,
Не буду скрывать, мне приятно
Рядом с тобой читаться в головах
Моих избирателей, ведь мой избиратель
Так чуток к человеческим и человечным
Размерам моей власти, мысли
О социальном Государстве. И я
Совсем не прочь даже поддержать такой слух.
Но я уже придумал концовку –
Ты родишь сына от Валуева, а я
Буду приходить к вам (и в твоем
Лице к каждой едроске) каждый вечер
С телеэкрана, размахивая на всю страну
Своим Краном, Аэро-планом, Авто-стопом
Одновременно из Сочи, Пикалева, Владивостока
И, представь себе, с давно обещанной
Мне лично Матвиенкой планируемой над Невой
Новой 403-метровой трубой "Охта Центра".
Что нам с такой трубой, Алина,
Все эти газетные пересуды, собчачьи нравы.
Скоро мы огазпромим
Все иностранные державы.
И глядя на меня в телевизоре, ты шепнешь
В трубу кинескопа:
«Путин – имя России».