Заметки на козырьке кепки шестистишия

Михаил Кукулевич
Заметки на козырьке кепки.
Шестистишия (секстеты.)
Что за форма такая странная? То ли усеченный сонет, то ли перепевы О. Хайама.
Однако же, здесь, при всем при том, просматривается экономия места,
при сохранении смысла, а это  немаловажно. Но, мне кажется, во всем этом есть еще одно преимущество – возможность уловить и перенести
на бумагу поток сознание, те разрозненные и часто противоречивые мысли, которые залезают в мою, не приученную к систематическим мыслям голову.
Что ж, я, наверное, не одинок в этом. Хочу сказать еще, что когда начинал все это придумывать, о «пути» не думал, все получилось само собой и вот эта маленькая
 книжица перед вами. Я писал ее так, как будто за мной кто-то гонится, чаще всего по ночам почему-то, хотя мне это не свойственно.
В ней, конечно же, не все серьезно. Уже по ходу дела я понял, что эта форма (формочка?) лучше всего годится для юмора.
 Это меня огорчило – юмор не только никогда не был сильной чертой моего творчества, но я никогда и не ставил себе целью в этом направлении преуспеть. Мне вполне хватало юмора на бытовом уровне.
И еще кое-что. Поэзия, насколько я успел заметить, чуждается назидательности. И, если даже в сонете её бывает трудно избежать, что уж говорить о такой мини-форме? Увы, назидательность здесь присутствует. Единственно, что может извинить автора, он вовсе не старается кого-то поучать. Разве что самого себя.
Так  что, получилось, то, что  получилось.
 Вот, собственно, и все.
Автор.
18 января 2005
1
Что ты, что ты, не надо грустить –
Грусть понятна, но не конструктивна!
Ты на мир посмотри позитивно,
И себя постарайся простить.

Потому что, грусти не грусти,
Ничего не удержишь в горсти.
2
Унынье смертный грех, сказал Господь.
И этот грех – один из самых страшных
Поскольку обездвиживает плоть
И души замораживает наши.

Растерянный, угрюмый человечек,
Я в этом деле никакой советчик.
3
Завистник глуп, и зависть его зла.
Такие вот неважные дела.
Она прожорлива и ненасытна,
Конца и края зависти не видно.

И кто на этот путь сумел ступить,
Тому обратно не поворотить.
4
Предатель прежде предаёт себя,
Спокойствие души своей  губя
И тот, кто в этом деле ищет выгод,
Теряет все, и попадает в иго

К суровой совести, которая б и рада,
А все ж не даст изменнику пощады.
5
Тот, кто сегодняшним гордится днем,
Тот сам своей душе препоны ставит
«Остановись мгновение» - о нем
Сказал поэт и вряд ли он направит

За дальний горизонт свои шаги:
Ведь он и риск – смертельные враги…
6.
Когда влюбленность овладеет нами.
И тихий огонек зажжет в груди
Не  дай ей, Боже, превратиться в пламя:
От пламени до пепла шаг один.

А я хочу и на исходе лет
В ночи последней видеть этот свет.
7
Любимая моя, не торопись,
Не надо понапрасну суетиться.
Ты, лист осенний, медленно кружись,
Чтоб мы успели с осенью проститься.

Кто знает, может долгая зима
И в самом деле, нас сведет с ума?
8
Не только мысли -  чувству места нет,
Оно никак не может поместиться:
Вот только промелькнул короткий свет,
А день прошел, и спать пора ложиться.

Замри душа, ведь ты зиме не рада –
Тебе весной обещана награда.
9
Когда весна взломает серый лед
И день себя у ночи отвоюет
То время снова, набирая ход,
Помчится вскачь, препятствия минуя.

Весну мы ждали. И пришла весна!
Зачем же так торопится она?
10
Нет времени надежней сентября!
И умиротворенная природа
Нас напоследок балует погодой,
И балует, наверное, не зря.

И надо наглядеться, надышаться
Наговориться вдоволь, намолчаться.
11
День прошел. И на сон надо тратить
Драгоценное время моё
Были дни – я не думал о плате
За земное мое бытиё.

И бросался я в сон, словно в реку!
Да не спится теперь человеку.
12
Страсть – это хворь со смертельным исходом,
В ней умирает любовь.
Сколько она погубила народу!
Лучше ей не прекословь:

Уши заткни, веки сомкни –
Вдруг да минуют опасные дни.
13
Все так хрупко и так ненадежно,
Будто бродим по минному полю.
Ошибиться никак невозможно,
Где уж тут проявлять свою волю!

Так замри! Не дыши, не дыши
На последнем квадрате души.
14
Для главного порою разговора
Нам не хватает времени. Сберечь
Его хочу, оттачивая речь,
Чтобы уста не прикасались к вздору.

Избыток слов, когда стиху он нужен,
Вопит: здесь смысла нет! Иль он – недужен.
15
Не говори – мы проиграли жизнь.
И впереди нас ждет одно лишь горе.
Вот утро раннее – бери его, держи!
И солнца край, всплывающий из моря.

Любимая! Покуда мы живем,
Нас где-то ждут, и мы кого-то ждем.
16
В.Ш.
Ты пишешь мне – стихи твои как лёд,
И с мерзлотой повенчаны. Не спорю.
Они, увы, плоды уроков горя,
И слишком крут порой учитель тот.

Но все ж, поверь, когда б не жажда жизни,
То вряд ли пел  на собственной я тризне.
17
Как мне с тобой усталость разделить
Твою? Чтоб стало ее меньше, а не больше?
Чтобы могла ты радостнее жить
И прожила б со мной как можно дольше?

И понимаю я, едва не плача,
Что это – непосильная задача.
18
Стихи мои, вам надо отлежаться,
Приобрести необходимый лоск:
Едва растает вдохновенья воск,
Все недостатки ваши обнажатся.

И тут важней не кровь, а капля пота –
Настало время для такой работы
19
Сто с лишним строк. О чём они, о чём?
О пустяках? Так значит, пустяком
Была вся жизнь. А это жалко очень–
Зима ещё безжалостней, чем осень.

Идти назад? Но как назад свернуть,
Когда вперед и шагу не шагнуть?
20.
Договорился. Больше – ни словечка!
Молчи, молчи и слушай тишину.
Она подобна терпкому вину
Сними с руки судьбы своей колечко

И брось в бокал. Смотри – горит оно
И новым смыслом полнится вино.
21
Лишь старость помогла Петрарку  мне понять:
Не осквернить любви прикосновеньем,
На щит её, бесплотную поднять,
Словами в вечность превратить мгновенье.

Я вел себя в любви совсем иначе,
Быть может, оттого сейчас и плачу?
22
Душа – помощница, иль ты помощник ей?
Актер иль режиссер – кто главный для театра?
Жизнь хлопотливая, в ней много разных дней:
Сегодня – ты важней, она – важнее завтра.

Живите в мире, тело и душа,
Не дашь за вас иначе ни гроша.
23
Когда мы пишем, то, на самом деле,
Мы пишем для себя, не для других.
Умелый или неуклюжий стих,
Им – все равно. Он их до нужной цели

Не доведет. А нам – лишь бы писать:
За слово красное мы можем жизнь отдать.
24
Когда шесть строчек я сложу в секстет,
То тут же ты, мой друг, увидеть сможешь
Что удалось, что, безусловно,  – нет
И мне от сердца чистого поможешь.

И от тебя советы принимая,
Я больше никого к стихам не подпускаю.
25
Память вовсе не морок и дым,
Память – прочная наша тюрьма,
И она лишь решает сама,
Когда в сердце исчезнут следы.

Как же быть нам с тобой, как нам быть?
Как скорей о беде позабыть?
26
Я сдаю за окопом окоп,
Я сдаю за траншеей траншею.
И противник мне целится в лоб,
И вода подступает под шею.

Но пока я себе не сдаюсь –
До утра я еще продержусь.
27
Суд тем не праведней, чем торопливей.
Суди себя. Зачем других судить?
Так будет и верней и справедливей
И огород не надо городить.

Себя, любимого не больно то обидишь,
Хоть все свои грехи отлично видишь
28
И всё же это не стихи –
Рифмованные мысли
Они, как старые грехи,
В прокисшей мгле повисли.

Стихи ж летают, не висят –
Они воздушности хотят.
29
Трагедия не в том, что мы умрем.
А в том, что не умрем одновременно.
Вросли друг в друга. Так вот и живем,
И порознь мы погибнем непременно.

Кто ищет счастья прочного основ,
Увы, к разлуке должен быть готов.
30
Я знаю то, что ничего не знаю,
И не уверен я в своих словах.
Себе все неохотней доверяю –
Сомнения меня терзает страх.

Ты удивляешься, зачем же я пишу?
Наверное, затем, зачем дышу.
31
Ты медленно работаешь со словом.
Зачем тебе огласка? Ни к чему.
Нет смысла в мельтешеньи бестолковом,
Не помогает слава никому.

Но бес тщеславия тебя в ребро  толкает –
Он никогда себя в тебе не забывает.
32
Сколько можно придумывать правил
И потом не хотеть исполнять?
Мне размеренность душу отравит,
Её хочется к черту послать.

И кометой слететь беззаконной…
Да сгущается мрак заоконный.
33
Умри, воскресни, и опять умри,
Воскресни снова, и увидишь сердцем.
Как в переливах утренней зари
В твое былое отворится дверца.

Совсем непросто эту дверь открыть –
Все беды вновь придется пережить.
34
Продумай чувство и прочувствуй мысль,
И истины упрямая синица
Не в журавлиную взметнется высь –
В твоей руке захочет очутиться.

Холодным сердцем правды не поймешь:
Потратишь время, и ни с чем уйдешь.
35
Самая малая искорка самой заурядной жизни,
Если смотреть на соотношение между жизнью и смертью,
Дороже пышного костра самой значительной тризны.
Увы, я знаю, что говорю, вы уж мне поверьте.

А поэтому живите, дорогие мои, пока живется,
Дышите, пока дышится. Это вам зачтется.
36
Хороший ли я человек, или нет,
Мне знать не дано, – это знают другие.
Скажите скорее, мои дорогие.
Что я вам принес: темноту или свет?

А я вас послушаю, и соглашусь –
Не очень с собой я, любимым, ношусь.
37
И все же простить я тебя не могу.
И ты это знаешь, и я это знаю.
Ни другом тебя, ни врагом не считаю,
Я просто стою на другом берегу.

Спасибо тебе: ты мне сделала больно,
Но душу мою сохранила невольно.
38
Из поэтического лексикона
Исчезли вдруг все лишние слова.
И кружится от страха голова:
Ведь слово стало воплощеньем стона.

И тут уж ни слукавить, ни солгать.
Ну, разве что, удастся промолчать.
39
Почему, когда пишешь, болит голова?
Ведь логичней, чтоб сердце болело.
А при чем здесь вообще мое бедное тело?
Разве в теле родятся слова?

Ну, конечно же, нет, ну, конечно же, нет:
Это просто души непогашенный свет.
40
Так давайте погасим свет,
Сбережем  электричество –
Может статься, в ответ
Строчек меньшее будет количество?

Может, будет и так, только к счастью,
Это все же не в нашей власти.
41
Я отнюдь не считаю, что правильно жил,
Но я дожил. И должен ответить
И за то, кем я был, и за то, с кем дружил,
И за то, что оставил на свете.

Я отвечу, конечно, отвечу.
Но помогут ли мне эти речи?
42
Не юродствуй. Не нужно трюкачества.
Моим другом себя не зови:
Дружба нынче – нечастое качество
И встречается реже любви.

Утверждаешь, что друг? Так сейчас
Постарайся уйти с моих глаз.
43
Рождество. За окном – тишина.
Отдыхают беда и вина.
Плавно кружится колкий снежок,
Наметая сугроб на порог.

И зачем Ты пришел в этот мир,
Где чумою кончается пир?
44
Пошли мне Боже, лучшую строку
И рифму ту, которой не встречал
И вряд ли встречу на своем веку,
И образ, о котором не мечтал.

Пошли мне все, и если я поэт,
Из этого всего слеплю сонет.
45
Так что ж, выходит я лишь проводник
Какой-то доброй иль недоброй воли?
Гляди, я не испытываю боли:
Я просто чьих-то чувств  веду дневник

Так вот что значит свой взрастить талант?
Смотрите, доктор: умер симулянт.
46
И скажу я тебе напоследок,
Мир загадочный покидая –
Дар предвиденья – он не редок,
Он встречается, он – бывает.

Просто тот, кто им обладает.
Что с ним делать, увы, не знает.
47
Налетела любовь, как цунами,
Все смела на своем пути.
Что она наделала с нами –
Даже косточек не найти.

Впрочем, разве с нами? Со мной.
Это я был сметен волной.
48
Я принял мочегонное. Пописал
Передохнул. Немного попис;л.
Нет, все же жизнь – бездарная актриса,
И пьеса – дрянь. Кто верит в идеал?

Писать, как писать надо постараться:
Когда уже не можешь удержаться.
49
Я жизнь люблю. Она меня – не очень.
Так, как и всех, конечно, как и всех.
И не понять, чего же она хочет?
Какой оплаты просит за успех?

Неужто большей, чем она сама?
А за окном – зима. Одна зима.
50
Если очень тебе плохо,
Бед заела круговерть,
Хватит ахать, хватит охать,
Прекрати себя жалеть!

Ты другого пожалей –
Будет легче, ей же ей!


51
И перечитывая старые стихи,
Чьи авторы давно ушли из жизни,
Невольно думаю: везет моей Отчизне!
За что везет? За все ее грехи?

И хоть с грехами вряд ли лучше будет,
Язык не виноват, а виноваты – люди.
52
Того, кто больше любит, подстерегает смерть.
Уж так заведено на черном этом свете.
Он о себе не думает, и может не успеть
Закрыться от нее щитом и на удар ответить.

Тот, кто любовь как жизнь от смерти защищает.
Тот больше ничего вокруг не замечает.
53
Ну, хватит, хватит. Перестань, довольно!
Заткни фонтан, пусть отдохнет и он!
Молчать хоть неприятно, но не больно,
И не стони! Здесь неуместен стон.

Пусть лишь тогда придут к тебе слова,
Когда очистится молчаньем голова.
54
Я не хочу по ночам писать,
Я хочу, как положено, спать…
Лежать спокойно, глубоко дышать…
Я не хочу по ночам писать!!!

Вскакивать, записывать, снова ложиться…
Когда это кончится! Когда повторится?
55
Написало время на лице
Знаки несмываемой печали…
Чтобы сохранить себя в конце,
Надо не беречь себя в начале.

Жаль, что мы с тобой при всем при том
Запоздалой мудростью живем.
56
Чистота стиля важнее красоты слога.
Красота слога нужнее глубины смысла.
Что за черная туча над головой повисла?
От кого ждать милости – от судьбы или Бога?

Ты специально пишешь темно, невнятно:
Пусть гадают другие. Для тебя и так все понятно
57
На здравый смысл надеяться опасно:
Он в дефиците, что ни говори.
И что вчера казалось всем прекрасным,
Сегодня – синим пламенем горит.

Вот ты вчера – почти страны герой.
А нынче на тебе – штаны с дырой.
58
Не думай о счастье – его не дано.
Покоя и воли у неба проси!
А если и воли пролито вино,
Покой в онемевшей горсти унеси.

Когда ты спокоен – легка твоя доля:
Покой основанье для счастья и воли.
59
Как хорошо ничего не делать!
Лежать, исследуя пространство потолка.
Пусть времени нелегкая рука
Меня отпустит в этом поле белом,

Напоминающем просторы стужи.
Ну что тут скажешь? Отдых тоже нужен.
60
Не заботься ни о чем –
Все придет само собой.
Время дышит горячо,
Время мчится за тобой.

Так и надо. Не грусти.
Лишь не стало бы ползти!
61
И хотите ль друзья, не хотите,
Я люблю свой неласковый Питер
Обложные дожди и туманы,
Миражей его грустных обманы.

И собою печально горжусь,
Что теперь за него не держусь.
62
Ах, не смотри за левое плечо –
Там смерть стоит и дышит горячо
И сердце твое держит под прицелом,
Неумолимая, в своем наряде белом.

К чему я это? Проще говоря:
Взбодритесь! И не тратьте время зря.
63
И за что так на нас ополчилась природа?
Для чего потеплел невеселый наш климат?
Здесь и раньше  слыла никудышной погода,
А теперь все испортилось непоправимо.

И скользя по рождественским лужам,
Мы и думать боимся о стуже.
64
Успокойся, забудь и прости –
Растворилась в рассвете беда
Слава Богу, на эти пути
Не вернуться уже никогда

Слава Богу, вздохни, слава Богу,
Что окончилась эта дорога!
65
С самим собой я спорю по ночам,
Хоть убедить себя мне, право, нечем:
Я знаю наперед, что я себе отвечу,
Все доводы свои я знаю сам.

Вы усмехнетесь: был бы он умней,
Давно бы спал. Ведь сон – всего важней.
66
Избави Бог, от ревности – она
Свидетель явный самоуниженья.
Ползучая, она лишает сна
И все вокруг приводит к разрушенью.

И ревностью покой души губя,
В любви ты любишь самого себя.
67
Высокий воротник, и взгляд потусторонний,
И бархат рукава, и золото волос…
Я для тебя – лишь зритель посторонний,
Ты для меня – источник детских грёз.

И в электричке, посреди бомжей,
Я вспоминаю взгляд твоих очей
68
Я смотрю  на тебя, как положено.
Ничего нам судьбой не положено.
Между нами – века и века,
И белеет с картины рука.

В эрмитажных запруженных залах
Боль ловлю в твоем взгляде усталом.


69
Повышай градус! Повышай градус!
Ступай в прошлое по своим следам!
Чтобы била в лицо тебе светлая радость,
Чтобы этой радостью светился ты сам.

Ведь тот, кто дверью в прошлое владеет,
И в старости душою молодеет.
70
Мы носим  на себе себя, как панцирь черепаха,
И не сменить, не выкинуть постылый этот дом.
И как бы не теряла нас судьбина-растеряха,
В подобную возможность нам верится с трудом.

Всё кажется – вот-вот жизнь новая начнется,
Но старыми привычками все это обернется.
71
Страшнее смерти только немота
И невозможность управлять строкой,
Когда диктует властно: на покой!
Непроходимость чистого листа.

И ты готов уж подчиниться ей,
Но вспоминаешь – немота страшней.
72
И, лихорадкой тронув губы,
Балтийский ветер пел сначала
Про Охты прокопченной трубы,
Про ржавь Обводного канала.

Чтоб понимал я, как чиста
Больная эта красота.
73
Над Крестовским заброшенным островом
Облаков неказистые простыни
И забытое наше жилье
Поросло горьковатым быльем.

И куда же прикажете деться
Из ушедшего этого детства?
74
Ну что, нам больше нечего сказать?
Помолимся, чтобы спросить у Бога,
Куда же нам теперь с тобой шагать,
И далеко ль нас уведет  дорога?

И ждем, пока он даст нам свой совет.
Все ждем и ждем. А если Бога нет?
75
Да, память вроде позабыла
Гортанный  дойче-говорок,
А сердце помнит, не простило,
Ему к  прощенью путь далек.

Я  ж, как услышу: «ахтунг, шнель» –
Хочу взять каску и шинель.
76
Я чувствую, время сломалось,
И все рассыпается в прах.
Осталась какая-то малость –
Улыбка на грустных губах.

Но и ради последней улыбки
Я готов  жить в том сумраке зыбком.
77
Как быть счастливым, дать совет,
Увы, никто не может.
И опыт всех прожитых лет
Другому не поможет.

Другого можно лишь любить –
Он сам поймет, как ему быть.
78
Не надо упрекать творца,
Что он не смог чего-то,
Что не успел нам до конца
Развить нам то-то, то-то…

Ну, не развил, так не развил –
Спасибо, что вообще он был.
79
И опять я уснуть не могу –
Я боюсь, мне приснятся кошмары:
Наводнения или пожары.
Или ты на другом берегу

И, хоть надо к тебе переплыть,
Не могу в эту воду ступить
80
Куриный бог с волошинской могилы
Уставил на меня округлый глаз.
Какая в камне чувствуется сила!
В нем словно дух поэта не угас

И оглянувшись быстро и стыдливо,
Кладу его на место торопливо
81
Он любит жизнь. А что о ней он знает?
Она трагична, что ни говори
Ведь если от зари и до зари
И то из нас не каждый доживает!

А строить планы, что-то городить…
Довольно глупо оптимистом быть.
82
Не бойтесь смерти. Так сказать,
Душа бессмертна, значит – вечна.
И, видит Бог, бесчеловечно
Сей факт безрадостный скрывать.

Ведь если бы мы точно это знали,
Жить на Земле, конечно же, не стали.
83
С кем ты, душа моя, была?
Кого ты за руку вела?
В каких заморских странах
Лечила свои раны?

Молчит. Не отвечает.
Как будто бы не знает
84
В любовь я верю, в страсть – не очень:
Какая страсть в глухую осень?
Еще скажи мне, ангел мой,
Что страсть уместна и зимой,

Когда предмет ее большая,
С морковкой, баба снеговая
85
Ночь настала. Улягусь в кровать,
Чтоб немного во сне полетать.
Полетаю чуть-чуть, полетаю,
Свое прошлое перелистаю…

И опять возвращаюсь в кровать,
Чтоб теперь уже просто поспать.
86
Когда по зову неизвестной крови
Влюблюсь и я в хорватский город Ровинь,
Пусть Адриатики  соленая волна
Меня собой напоит допьяна.

Чтоб больше я по свету не искал
Души своей спасительный причал.
87
Поэт не бывает ни первым, ни пятым,
Он или поэт, или нет;
И всякое место не пусто, а свято,
Пусть даже неярким нам видится свет

Они не спортсмены – зачем их считать?
Все проще гораздо – их нужно читать.
88
Лягушка выпучила глазки,
И на Ивана смотрит строго:
«Ну, если ты не веришь в сказки,
Туда тебе, брат и дорога.

Учись стрелять! А не умеешь –
Женись! Авось, не пожалеешь».
89
И если дальняя дорога
С тобой нам вскоре предстоит,
Повременим еще немного:
Пусть пламя свечки догорит.

Она сгорит, и мы сгорим,
И будет счастьем пахнуть дым.
90
И если мысль, которой я болею,
Я вам в словах немногих расскажу,
То пусть потом я вовсе онемею –
Я все сказал. Я – вышел за межу.

И буду я в молчании суровом
Смотреть на то, что натворило слово.
91
Смотри – он все сказал! Каков хитрец!
Лишь рот раскрыл, и спрятался в кусты.
И думает, каков он молодец!
А что у нас там лучше простоты?

Припомнив точное значенье поговорки,
Снимай штаны и приготовься к порке.
92
Я заболтался. Ветер стих.
Вода отхлынула от града.
Покой – желанная награда,
Но это счастье – для других.

А я же, черт побрал меня,
Боюсь покоя, как огня.
93
И все же, все же, друг мой нежный,
Приди в себя. Взгляни вокруг.
Сказал бы: «средь январских вьюг»,
Но так бессовестно бесснежна

Теперь зима, что переход в весну
Нам неизбежен. Ну же! Ну!
94
Прощайте, мои милые секстеты
Я к вам еще когда-нибудь вернусь:
Не зря же вы ночами до рассвета
Улыбкой мою скрашивали грусть.

А кто оставит друга, тот не воин –
Он сам, увы, быть другом недостоин.
19 декабря 2004 – 18  января 2005
95

Если жизнь человека превыше всего,
Если искренни эти скрижали –
Ни одно государство не стоит того,
Чтобы кровь за него проливали.

Но ведь льется, и льется, и льется –
Все глотает упырь, не напьется.
февраль 2005