Муза крылатая пёрышки свесила
И на поэта взглянула невесело,
В кафель уперся ботинка носок
И запищал у нее голосок:
- Что ж ты, поэт, не рождаешь ни строчки?
Я ль не сижу с тобой целые ночки?
Я ль не чешу твои хилые крылья,
И задыхаюсь тут звездною пылью?
Тупо поэт поднимает глаза:
- Кыш, ты, пернатая! Я же сказал...
Нет вдохновения больше ни капли.
Видишь, сосуды пустые? Иссякли...
Что ты жужжишь, как осенняя муха?
И на поэта бывает проруха.
Больно уж ты надоедливой стала.
Как своим писком меня ты достала!
Муза с лица как-то сразу сбледнула,
Бровки свела, даже губки надула,
Хлюпнула носиком парочку раз,
Да и влепила обидчику в глаз...
Охнул поэт, покачнувшись на стуле,
Искры в башке и в глазах коротнули,
Хлынули слезы, как-будто рекою
И пробасил он:
- Да что же такое?
Ты по какому такому здесь праву
Мне учиняешь такую расправу?
Ты не жена мне и даже не тёща,
Так почему же на жизнь свою рОпщешь?
Глянула б лучше на личность свою!
Кыш! Выметайся! Иначе прибью!
Муза от страха сильней побелела,
Кажется, даже немного сомлела,
С крыльев внезапно осыпались перья...
И на поэта глядит с недоверьем:
- Помнится мне, ты любил меня очень.
Что же теперь-то прогнать меня хочешь?
Я ль не дарила тебе вдохновенье?
И отключилась... всего на мгновенье...
Вздрогнул поэт, испугался всерьез.
Музу на койку свою перенес.
Сделал, искусственно, ей он дыханье,
Чтоб поскорей приходила в сознанье,
Окна раскрыл все, не медля, пошире...
Солнышко вдруг появилось в квартире...
Муза реснички свои подняла,
Молча поэта того обняла,
Порозовела лицом в тот же миг,
И появился вдруг новенький стих...