На выход стрелки.
Горит зелёный.
Стальные реки
одушевлённо
текут, звеняще
струятся снами,
сплетясь
лоснящимися
телами.
Моргают нехотя
списком станций
табло «Уехать»,
табло «Остаться».
Перрон асфальтово-похоронный
заляпан смальтой,
а вдоль перрона –
беглец из лета –
пыхтит устало
состав нелепый
многосуставный.
С железным стуком
промчит носильщик.
Под сводом глухо
пробьют часищи.
Как будто током
пронзит колени, –
совсем немного
до отправленья,
до вечной тайны
стальной, колейной
дороги дальней
во тьме тоннельной.
Пробьюсь ли к свету?
Во мраке ль сгину?
Все ль песни спеты
в глухие спины?
Все ль пальцы в струнах
истёр до мяса?
Решиться трудно.
Устал.
Измялся.
В нелепом танце,
в горячке бега
твержу:
«Остаться
нельзя
уехать».
Заела проза.
Воронья стая
висит вопросом:
«Где запятая?»
Ещё ль не рано?
Уже ль не поздно?
В затёртых шрамах
старинный посох.
Расплылась злоба
чернильной кляксой.
Как от озноба,
вагоны,
лязгнув,
пойдут,
мурыжа
в колёсах
танго.
Всё ближе,
ближе
заветный тамбур!..
Разжав –
со смехом дурацким –
пальцы,
решил:
«Уехать
нельзя
остаться!»…
Упал на землю
с чуть слышным хрустом
билет осенний
в прожилках грусти…