Распишись в правоте, получатель.
Передай эстафету, гонец.
Этот свиток ещё запечатан
и не тронут руками свинец.
Там последние вести на завтрак,
впопыхах поцелованный край
и травы увядающей запах,
словно осень наполнила рай
чем-то тонким, предсмертным, древесным,
словно день отразился в воде,
а земля прервалась и исчезла,
чтоб на карте неведомо где
проступить горизонтом и кромкой
Средиземного, тёмной листвой.
Там ушедшего века обломки
и беспамятный кто-то живой.
Не собрать воедино ни строчки,
не связать ни надежд, ни потерь.
Призрак прошлого в белой сорочке
приоткроет скрипучую дверь.
Всё бродить ему в пенных развалах
синих трав, всё смотреть в пустоту,
где империя раньше сияла,
где гудела стрела на лету.
Всё ушло, провалилось куда-то,
утекло между пальцев – куда?..
Под землёй в ржавых латах солдаты,
словно мёртвого слова руда.
Эхо гонит их строй по равнине.
Звон оружия, ржанье коня.
Каждый воздух дрожащий обнимет,
посидит в темноте у огня.
Здесь им вечность дана для сражений.
Здесь их время зажало в тиски.
Спящий римский солдат совершенен,
если вкопан веками в пески.
Сколько душ остаётся за нами,
прикрываясь травой и песком,
бледным небом, водой, именами,
хрупким свитком, сухим языком?..
Вот, сверкнула на камне и скрылась
серебристая ящерка. Ей
бесконечное воинство снилось,
череда ослепительных дней,
древний город, высокие стены,
ветхий старец и мальчик босой.
Перемены пришли, перемены.
Виноградной схватило лозой
чей-то прах – и его не найти нам,
как и ящерки. Срок – забывать,
кисловатые красные вина
на могильник чужой проливать.
Но и в будущем, нежном, незрелом,
еле слышном, прозрачном, сквозном
попадают поющие стрелы
точно в цель. Словно время в одном
состоит – повторяться, и нет в нём
верной смерти, последних речей.
Только вечного дерева ветви,
только жизни бегущий ручей.