Когда я была маленькой, я, конечно, очень хотела вырасти. Я смотрела на своего дедушку - почему-то именно на дедушку, а не на маму, бабушку или еще кого-то, - и он казался мне таким высоким, таким большим... И хотелось побыстрее стать взрослой, дотянуться до его высоты. И уже не смотреть снизу вверх на него, не ждать, когда он наклонится, чтобы я могла поцеловать его в щеку, обнять за шею или что-то прошептать на ухо. И мне тогда казалось, что если я стану с него ростом, он будет относиться ко мне “как ко взрослой”, а не подшучивать и подтрунивать постоянно.
У косяка кухонной двери был организован мой личный ростомер. Это я написала только - “ростомер”, а вот названия у него никогда никакого и не было. Обычный косяк, на котором дедушка отмечал “прирост” мой, ежегодно делая зарубки. Это было весьма торжественное занятие. Каждый день рождения я радостно бежала к заветному косяку, и потом крепко-крепко прижималась к нему спиной. Дедушка следил, чтобы я не вставала на носочки и не задирала голову. Когда я успокаивалась, он карандашом отмечал мой рост и аккуратно делал топориком зарубку по этому штриху. Бабушка ругалась с ним из-за того, что косяк весь в отметинах. Но когда дверную коробку красили, дедушка упорно отколупывал краску в местах зарубок. А потом, как ни в чем ни бывало, говорил, что испортила свежепокрашенный косяк я. И бабушка ругала уже и дедушку, и меня. Мне было немного обидно, но дедушка потайком подмигивал - и обида пропадала. Ведь у нас была собственная маленькая тайна. О которой бабушка, наверное, догадывалась.
Делались эти зарубки, как я уже говорила, только в мой день рождения. Иногда я, мучимая нетерпением, упрашивала дедушку посмотреть, выросла ли я хоть немножко. Тогда он подводил меня к тому самому косяку и делал карандашный штрих, равный моему росту. Я убеждалась, что подтянулась за это время, и была, конечно, очень рада этому обстоятельству. Но когда я отходила от кухонной двери, дедушка слюнявил палец и стирал пометку...
Последняя зарубка была сделана, когда мне было около шестнадцати с половиной лет. Больше даже. Я поступила в институт, пришла обрадовать этой новостью стариков. Дедушка сказал: “Это нужно отметить”. Он все еще был выше меня, и я немного задирала голову, чтобы смотреть в его глаза. Дедушка подвел меня к косяку, и торжественный ритуал внесения в семейную историю моего роста на момент поступления состоялся.
Больше на косяке новых отметин дедушкиным топориком не появлялось.
***
В этом году я пришла на дедушкин день рождения. Посидели по-семейному. Я начала убирать со стола, а дедушка прислонился к тому самому кухонному дверному косяку и говорил что-то про то, что все-таки здорово вот так собираться вместе. Жаль только, что в последнее время это получается только “по поводу”.
Я повернулась, чтобы что-то сказать или просто посмотреть на него, - и вдруг заметила, что затылок дедушкин почти вровень с той зарубкой, что делалась в день моего поступления.
Наверное, именно тогда я поняла, как сильно он постарел, как сдал за это время. И вдруг вспомнились его слова: “Молодые растут к солнцу, старики - к земле”.
И мне захотелось снова стать маленькой...