Диалоги о ж Часть 8. 2

Альфа Люм
Сие «безобразие»  синициировано  Лалой Тарапакиной, как резонанс на «Дуэль с Алиной Марк – 2» и частично изъято из рецензий.



здравствуй
        (Тарапакина Лала)

Накопившееся, в ответ на
http://www.stihi.ru/2009/04/04/603


***

Незаметно вся идея обернулась идефиксом. "Больше денег" стали мантрой, главной целью мирозданья. Мирно ждёт полузакрытый глаз невидимого Стикса то ли проблеска природы, то ли длани, то ли дани -
Отпусти.
На божью волю то, что так тебя тревожит. Хватит силиться угнаться, в поворот влетать на пятой. Рост - всегда от слова "просто", ложь - живет от слова "сложно", от любви родятся дети, от безумства - дьяволята.
Мы дрова рубить устали, но привал - зачем? - не станем! Мы же сильные, наверно, и по жилам нефть несётся.
Но Титан однажды в мае превращается в Титаник, если айсберг под водою, а не дерево под солнцем.
Это трудно - научиться попросить, а не отдаться. Взять, найти, принять в подарок, а не вынести из дома. Попроси у высшей силы защитить тебя, и пальцы положи на пульс с надеждой, и смирись, что это - помощь.
Вспоминай, как ты - ребенок, обнимаешь нежно мишку, мама рядом, а проблемы - далеко и ненадолго. И стоят рядком на полке незадумчивые книжки, солнце гладит занавеску, и течёт по карте Волга. Взгляд доверчив, неосмыслен, счастье плещется в кадушке, где тебя купает мама. На дворе - такое лето! Незатейливые мысли молоком белеют в кружке, и тебе на свете этом и уютно, и согрето...
остальное, что прибилось - наносное, непростое. Обязательства, кредиты, бизнес катится к собачьим, и куда ни плюнь - проблема, обрастающая гноем, на большом футбольном поле вечно носишься, как мячик. В пене будней с грустью видишь, что давно уже - мочало, пообтрепанное солью, сроком годности - как мыло.
Значит, хватит, остановка.
Возвращаемся в начало.
Вспоминаем, кем родился. 
Притормаживаем, милый.

                Тарапакина Лала.


Притормаживаем? Вряд ли. Я бы рад, да кто-то взрезал тормозные шланги жизни, и в бачке тепло и сухо. И теперь альтернатива вырастает антитезой – или вправо вниз с обрыва, или влево в стену, сука! Откровенно – в лоб ли, по лбу, ночью, утром, в свете дня ли - не зависит от поступков - будь ты дед или мальчишка, наша Матрица привычна, словно клавиши рояля – чёрный, белый, чёрный, белый, чёрный, белый, чёрный…Крышка.
Вспоминаем, кем родился? Да никем. Смешной и голый, диатез, краснуха, свинка, хил и слаб, соплив, простужен, белый ворон, измождённый детворой, семьёй и школой, никому-на-свете-нафиг-никогда-совсем-не-нужен.
Кем я стал? Никем, как прежде. Обнулилась перспектива. Нелюбви заноза в сердце будет жечь до самой смерти. Возвращаемся в начало? Лучше вправо/вниз с обрыва, чтоб потом в костюме…Чинно… На Шопеновском концерте. А пока – несёмся лихо без истерик, страхов, паник, с ветерком, с адреналином. И пускай визжат шакалы.
Ты права. Мочало с солью. Погружается Титаник.
Не теряй напрасно время.
Наливай вино в бокалы!

                Алексей Порошин



Пир во время, до и после - это выход, в самом деле. Пригласим семью и школу, детвору усадим с нами - со следами диатеза на душе, подросшем теле, и как следует обмоем подыхающий Титаник.
А в кустах рояль сопьётся в честной пьянке монохрома, погромыхивая крышкой, заглушая вальс Шопена. Не надеялась Венера, покидая стены дома, что останется в итоге - пена, пена, пена, пена...
В пене, в мыле, в соли - в роли. Разговоры, суши-роллы. Нелюбви заноза в сердце, и несёмся очень лихо - в хьюго боссе, а по сути ты как есть смешной и голый, хилый, слабый - но об этом или молча, или тихо.
Некто мудрый и тревожный говорил мне «если ранен – не толкай на взлёт машину, не пытайся ногу в стремя!». Может, слышал? Блюз, где двое – он и друг его, варштайнер.
Всё ***во, Док, ты веришь?
Продолжаем пир во время…
Заведём с полоборота всех гостей веселой песней, станем в очередь к обрыву – кто подохнет всех красивей?
Но всегда найдется кактус – молчаливое «А если..?»…
Мы его поборем левой – подливай в бокалы пиво!
И не слушай эти речи – это сложно, больно, длинно… Ты держись за хвост кометы, падай ниже, ниже, ниже… Что тебе его «а если.. назовёшь обрыв трамплином – перепрыгнешь суку-пропасть». Но фанера над Парижем – несгибаемая штука, гримированная целью.
Это больно – возрождаться, не под силу даже цельным.
Легче ныть, болеть краснухой, резать фактом – «денег мало». На последний медный грошик погулять-пожить красиво.
Чертов таймер зреет бомбой – начинай отсчет с начала! Это, Лёшка, просто счастье –
обнулилась песпектива.

                Тарапакина Лала

 
Друг-Варштайнер? В самом деле, только с ним дружить и можно. Он убьёт, но потихоньку. И не в спину, что приятно. Пир во время, до и после, напиваемся безбожно, отрывая, отрезая, убивая путь обратно.
Или молча, или тихо – это больше об усопших. А покамест жив курилка, время есть лететь с обрыва вниз, роняя капли крови с лепестков души засохших, обрамляющих фривольно мякоть гнойного нарыва. Да и чёрт с ним. Побыстрее. Побыстрее, слышишь, кормчий! Очень хочется покоя, только здесь, увы, не светит. Жми на газ, давай, бродяга, надо быстро всё закончить, больно груз сутулит спину на пути к холодной Лете.
Обнулилась перспектива – это счастье? Несомненно. Ноль на выходе и входе. Ноль внутри и ноль снаружи. Пустота саднит и ноет, словно кто-то во Вселенной размешал все краски мира в пенной жиже сельской лужи. Я б завёл с полоборота всех гостей, но голос сорван, Да и харкать кровью - больно и опасно для вокала. И теперь лечу кукушкой над гнездом (спасибо, Форман!) в сладкий плен лоботомии. Это просто счастье, Лала.
Это счастье – распрощаться навсегда с душевной болью, пусть ценой нелепой смерти в груде жести и резины. Ржавый, крошится Титаник. Ты права – мочало с солью. Основные атрибуты потребительской корзины.
Всё сначала…Восхожденье, суши-роллы, шуры-муры, Одноклассники, гитары, микрофоны, чарты, топы… Нам не выйти за пределы двух полос известной шкуры – чёрный, белый, чёрный, белый, чёрный, чёрный, чёрный, жопа.
Я горел – и догораю, я сверкал – теперь тускнею. От меня уходят люди, из меня выходят силы. Жизнь кометою Галлея пронеслась, и хрен бы с нею, но пищит быстрее таймер адской бомбы. Дальше – вилы. Друг Варштайнер, напоследок дай мне сил расправить плечи, чтобы кровью расписаться на пергаменте устало. Вот и всё. ****ец по жизни. А ****ец у нас не лечат. Говоришь, что это счастье? Не хочу такого, Лала.

                Алексей Порошин   


  P.S.  Просьба - все рецензии отправлять авторам на страницы:

  Алексей Порошин:   http://www.stihi.ru/avtor/alien2000 ,

  Лала Тарапакина:     http://www.stihi.ru/avtor/laduga ,

  ссылка на произведение:  http://www.stihi.ru/2009/04/04/2397 .